- Пей, Эва. Инструкцию потом прочитаешь, если захочешь.
- Это очень дорого, - сказала я грустно, вертя стаканчик в руках. - Моя безалаберность обошлась в бешеные деньги.
- Безалаберный здесь один человек, - ответил Мэл и помог поднести стаканчик ко рту, пока я от расстройства не вылила на себя напиток. - Из-за меня ты рискуешь своим здоровьем и будущим, потому пей и не думай ни о чем.
Небольшими глотками я влила в себя теплую газированную водичку со вкусом карамели.
- Ну, как?
Пожала плечами. Не пойму.
- А когда проявится результат?
- Он проявится через месяц или раньше, - хмыкнул Мэл. - Или не проявится, хотя здесь написано: "Стопроцентная гарантия".
Поняв, о чем он говорил, я сникла с огненными щеками. Мэл взял мои ладони.
- Опять твои руки холодные, - начал их растирать. - Что бы ни случилось, обязательно скажи мне. Будем решать вдвоем, хорошо?
- Хорошо, - пробормотала я, пытаясь удержать в себе пузырьки газа, и спросила, замявшись: - Не сердишься, что... не подстраховалась?
- Сегодня я получил подарок, о котором боялся мечтать, а ты переживаешь, что должен сердиться, - сказал Мэл и притянул меня к себе. - Уверен, всё обойдется.
- Ты прямолинеен как дорога, - проворчала я, прислушиваясь к стуку его сердца. - Можно найти слова пообтекаемее, а не кричать на всю аптеку о том, что мы... что у нас...
- Эва, когда ты научишься называть вещи своими именами, не краснея? - ухмыльнулся Мэл. - У тебя даже ушки светятся, когда занимаешься этим.
- Ничего подобного! - опровергла горячо.
- Хочешь, докажу? - загорелся он, и как я ни сопротивлялась, разговор завершился блоком страстных поцелуев и объятий. Чахлое сопротивление быстро сдалось, потому что безудержность Мэла снова превратила меня в безвольную тряпку. Я не заметила, когда он успел откинуть спинку сиденья и нависнуть надо мной.
- Что такое "повседневка"? - спросила в перерыве между нежностями, возросшими по степени разгоряченности.
- Для ежедневного употребления, - пояснил Мэл, оторвавшись от моих губ, и добавил безапелляционно: - Опробуем завтра или сегодня. Или сейчас.
Расстегнул на мне куртку и проник рукой под футболку, двинувшись горячей ладонью вверх по телу.
- Мэ-эл, - простонала я, не в силах сдерживаться. - У меня же... замок сломан, - выдавила через силу.
Он замер и отстранился с разочарованным вздохом. Подождав, пока приведу растрепанный вид в норму, целомудренно поцеловал.
- Подвези до института, а дальше дойду сама, - попросила я, застегивая куртку и заматываясь в шарф.
- Зачем кружить? По пути заберем твоего мастера.
- Тебе нельзя появляться в районе, - напомнила легкомысленному товарищу. Судя по песенке, которую Мэл замурлыкал под нос, отличное настроение переливалось через край.
- Ну и что? - пожал он плечами. - Поди не убьют среди бела дня.
Не стоило ему говорить. Воображение живо нарисовало машину Севолода, изувеченную не хуже танка, и Мэла за рулем, с расползающимся кровавым пятном на груди.
- Пожалуйста! - схватила его за руку. - Не искушай судьбу.
- Приятно, что беспокоишься обо мне, - поцеловал он мою лапку. - Мы промчимся стрелой, и никто не поймет, что это было.
Чем убедительнее приводились доводы, чтобы не появляться в районе невидящих, тем сильнее заражался Мэл азартом. В итоге я поняла, что уговоры возымели обратное действие. Складывалось впечатление, что ему нравилось водить красной тряпкой перед носом разъяренного быка.
- Какой адрес? - спросил, тронув машину.
- Не знаю. Всегда ходила от общежития, поэтому ориентируюсь только так, - пробурчала я, недовольная тем, что Мэл не внял убеждениям.
- Ладно, поедем по твоей карте, - ухмыльнулся он, вдавливая педаль газа. - Не бойся, ты со мной.
10.3
За окном проносились улицы и широкие проспекты, а по ним текли плотные транспортные потоки, в одном из которых ехали мы, зажатые со всех сторон автомобилями. Не столица, а гигантский муравейник.
Жизнь преподносит сюрпризы, - подумала я, разглядывая необычный архитектурный шедевр - здание с растянутыми искаженными формами, занимаемое Первым департаментом. Еще недавно Мэл был далек и недостижим, живя своей звездной жизнью, еще вчера между нами проходила жирная приятельская граница, и я убеждала себя, что ради собственного блага не следует ее переступать, а сегодня благоразумие кануло под воздействием стихийного порыва, стоило дать слабину.
Посмотрела на руки Мэла, лежащие на руле - сильные и крепкие, способные творить со мной нечто невообразимое, разжижающее волю, покосилась на него самого, излучающего уверенность и надежность, и пришла к выводу, что местоимение "мой" меняет восприятие, пробуждая собственнические инстинкты и ревность. Мэл принадлежал мне целиком у кухонного стола, и в душе тоже был моим. Руки, что сейчас поворачивали руль налево, - для меня, и объятия Мэла - тоже для меня, и даже его упрямство - для меня. Он весь - мой, обвешанный сигнальными флажками с надписью: "Чужое не лапать!".