Sindroma unicuma. Книга 2.

Да, от скромной жизни еще никто не умирал.

- Сам протираешь тряпочкой и моешь полы? - обвела я рукой квартирные просторы.

- Тружусь как пчелка, - подтвердил Мелёшин, отпив из бутылки, и облизнул получившиеся кремовые усы. - Точно не хочешь есть?

- Точно. Спать хочу.

- Хорошо. Пойду, поищу постельное белье, - направился он куда-то в сторону.

- Мелёш... Мэл! Ты здесь, что ли, предлагаешь спать? - крикнула я вслед.

- Могу уступить спальню, хочешь? - обернулся он на ходу. Подойдя к дальней стене, отворил незаметную дверь и скрылся за ней.

Нельзя Мелёшину ни в чем верить. Ни в чем. Хотя почему обвиняю его? У нас разные представления о жизни, поэтому приводить их к общему знаменателю бесполезно.

Пока Мэл отсутствовал, я подошла к окну. Панорама ночного города с большой высоты ошеломляла зрелищем залитых огнями проспектов и высотных зданий-исполинов. Глаза выхватили быстро движущуюся ленту, промелькнувшую вдали и исчезнувшую в темноте - это скоростной поезд канул в подземку. Мелкие точки фар ползли по улицам, растекаясь по своим делам. Столица, которая не спит.

- Нравится? - спросил над ухом подкравшийся Мелёшин, и я вздрогнула от неожиданности.

- Нравится. Поди специально ходишь голышом перед окошком, чтобы на тебя любовался весь город?

- Я бы походил, - ухмыльнулся он, - но стекло одностороннее. С улицы меня не увидишь, а внутри вполне осуществимо. Подушку не нашел, не знаю, куда домработница засунула, так что отдаю тебе свою и одеяло в придачу.

- Мы так не договаривались, - возмутилась я. - Чулана нет, к тому же делишься своей постелью. Сам-то как собираешься спать?

- Выставлю температуру в спальне и буду потеть. А подушек у меня еще три, хочешь проверить?

- Не хочу, - буркнула я недовольно. - Как диван раскладывается?

- Уже постелил, - показал Мэл приглашающим жестом.

И точно, диван оказался разложен и застелен. Я отчего-то засмущалась.

- Не стесняю тебя, Мелёшин?

- Не стесняешь, - подтвердил раздраженно, наверное, недовольный тем, что спросила о неудобстве раз пятьсот. Я, может быть, не хочу выглядеть лисичкой со скалочкой, которая, наспавшись и объев добрых хозяев без меры, спросила: "Не стесняю вас?". А хозяева и спустили её скалочкой из избы.

- Хочешь в ванну? - спросил Мэл. Заметив мои колебания, сказал решительно: - Пошли, покажу.

Он подвел к другой стене и открыл незаметную дверь, похожую на ту, что вела в его спальню. Небольшое помещение, отделанное в светло-лавандовых тонах, отдаленно напоминало ванную в доме Севолода.

- Знаешь, Мэл, пожалуй, схожу в душ, - сказала я неуверенно. - Можно?

- Нужно, - он выудил из шкафчика сложенное полотенце. - Заодно отогреешься после улицы.

- Спасибо, - поблагодарила прочувственно.

- Папена, еще раз посмотришь на меня преданными овечкиными глазами... даже не знаю, что сделаю, - выдал он и стремительно покинул ванную.

Я-то в чем виновата? Всего лишь хотела показать, что благодарна за помощь и поддержку. А Мелёшин сразу - "овечкины".

Поскольку хозяин разрешил, воспользуемся моментом и облагородим тело мытьем.

****

У тебя нет ни терпения, ни желания его сдерживать. Обойдя на десятый раз уголки зала, возвращаешься к двери. Чертыхнувшись, дрожащей рукой выводишь торопливо нужную октаграмму и замираешь, не решаясь соединить невидимые символы, а потом натягиваешь волну, и преграда начинает истекать прозрачностью.

Она стоит у настенного зеркала, не торопясь заходить в душ, и перебирает кремы, пенки и одеколоны. Каждый. Отвинчивает крышечку и вдыхает запах. Улыбается чему-то, закручивает колпачок и принимается за следующий. Берет бритву и разглядывает ее, а затем, смотрясь в зеркало, "сбривает" воображаемую щетину, представляя, как это делаешь ты. Кладет бритву на место. Что-то ей приходит на ум, и она смущается своим мыслям. Видит ли она, что раскраснелась?

А потом она раздевается, вешая одежду, а у тебя пересыхает в горле, и начинаешь сглатывать без конца.

Она подходит к душевой кабинке, но вдруг оглядывается и смотрит задумчиво на дверь. На тебя. Ты холодеешь. Сейчас она вылетит разъяренной фурией, и сегодняшний поздний вечер будет последним, когда ты снова обманул ее доверие. Больше она не заговорит с тобой.

Она смотрит на дверь, и, приглядевшись внимательно, ты замечаешь, что её взгляд направлен мимо. Она не видит. Ну, конечно, она не видит! - успокаиваешься ты, и тут она шлепает босиком по кафелю к двери и берется за ручку. Ты с ужасом видишь, как круглая рукоятка медленно проворачивается на пол-оборота, и понимаешь - это конец. Ноги вросли в пол и не хотят двигаться с места, а руки окаменели, приклеившись ладонями к двери.

Она замирает, и рукоятка тоже. Она раздумывает о чем-то напряженно, а потом отпускает ручку и спешит обратно к душу, забираясь внутрь.

Ты неловко разбиваешь октаграмму и идешь к холодильнику за льдом. Тебе понадобится много льда.