Читаем Sine Qua Non полностью

Мне кажется, что превращение бывшего Christentum в Вечную Пустыню Насекомых, в карстовые пустоты бытия — дело уже нескольких десятилетий, может, двух-трёх, и с Европой всё станет ясно, как почти всё ясно сегодня с Америкой. Один большой Макдональдс, вокруг которого шумят поливиниловые голливудские черти — итог 2 000 лет европейской культуры. Две тысячи лет «на фу- фу»… Бессмысленная борьба тысяч и тысяч людей непонятно за какие идеалы, чтобы итогом великой цивилизации стал человек-курица, человек-крыса, пелевинский «oranus», упрощённый до самого фундамента, до биологического каркаса, до сплетений кишок и нервов, угрюмый производитель кала…[15]

Всё это подмечено очень точно, и, должен признаться, что своим религиозно-политическим словоблудием Фани Рубио меня основательно «достала».

После окончания лекции, как и предусмотрено регламентом курсов, слушателям было предоставлено демократическое право задавать вопросы всем участникам «круглого стола». Как и полагается, вопросов ни у кого не было, никаких мыслей тоже ни у кого не было.

На основании собственного опыта, готов засвидетельствовать, что на таких мероприятиях, за редким исключением, вопросов вообще обычно ни у кого не возникает, ввиду отсутствия какого-либо смыслового содержания в самих выступлениях.

Спрашивать, собственно, не о чем. Да и некому. Молодые, воспитанные на комиксах и футболе, «упрощённые до самого фундамента, до биологического каркаса» существа с благоговейной доверчивостью внимали своим искушённым учителям, тихо и безмятежно радуясь возрастанию собственной «политической премудрости».

Как писал тот же Виктор Пелевин, «у матросов нет вопросов, а у големов нет проблемов».



Более того, вопросы в таких случаях столь же неуместны, как, например, в храме после таинства евхаристии на литургии оглашённых. Или же — приведу более точное сравнение, — после чёрной мессы.

Ибо подобные контр-инициатические таинства, затрагивая глубинные архетипы гойского сознания[16], в то же самое время, искусно смещают объект сострадания с жертвы на её палачей. Сопереживание и любовь переносятся с богочеловека Иисуса Христа на «небесную царицу Шехину-Матронит» (коллективное, «невротическое суперэго еврейской соборности»). То есть, на ту самую зловредную «эгрегориальную сущность», что Его распяла.

По идее, все присутствовавшие должны были бы выпить после мистерий «круглого стола» по глотку свежей человеческой крови, обменяться братскими поцелуями, ритуальными масонскими рукопожатиями и мирно разойтись по своим отдельным малогабаритным конуркам (а ещё лучше — по коммунальным квартирам). По всей видимости, организаторы религиозного таинства интересовались наличием вопросов скорее для соблюдения «демократических приличий».

Однако, по простоте душевной, я поднял руку и попросил слова.

Начал я с исправления некоторых фактических неточностей в выступлении Фани, но в самом конце не сдержался и закончил свою небольшую речь довольно резко. Сказано мной было примерно следующее:

«А вообще, мне представляется верхом цинизма и неприличия со стороны лектора рассуждать в течение целого часа о событиях явно второстепенной значимости и умудриться при этом не обмолвиться ни единым словом о главном холокосте второй мировой войны — об уничтожении более 30 миллионов славян».

Можете себе представить реакцию аудитории. Над залом сразу же повисла тягостная, гробовая тишина.

Отлаженная демократическая процедура чёрной мессы оказалась подвергнута чудовищной «профанации». Добропорядочные, агрессивно-послушные, нежно-угрюмые «производители кала» не могли поверить своим ушам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах
Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Сборник воспоминаний о выдающемся русском писателе, ученом, педагоге, богослове Сергее Николаевиче Дурылине охватывает период от гимназических лет до последнего года его жизни. Это воспоминания людей как знаменитых, так и известных малому кругу читателей, но хорошо знавших Дурылина на протяжении десятков лет. В судьбе этого человека отразилась целая эпоха конца XIX — середины XX века. В числе его друзей и близких знакомых — почти весь цвет культуры и искусства Серебряного века. Многие друзья и особенно ученики, позже ставшие знаменитыми в самых разных областях культуры, долгие годы остро нуждались в творческой оценке, совете и поддержке Сергея Николаевича. Среди них М. А. Волошин, Б. Л. Пастернак, Р. Р. Фальк, М. В. Нестеров, И. В. Ильинский, А. А. Яблочкина и еще многие, многие, многие…

Виктория Николаевна Торопова , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары , Сборник

Биографии и Мемуары / Православие / Документальное
Своими глазами
Своими глазами

Перед нами уникальная книга, написанная известным исповедником веры и автором многих работ, посвященных наиболее острым и больным вопросам современной церковной действительности, протоиереем Павлом Адельгеймом.Эта книга была написана 35 лет назад, но в те годы не могла быть издана ввиду цензуры. Автор рассказывает об истории подавления духовной свободы советского народа в церковной, общественной и частной жизни. О том времени, когда церковь становится «церковью молчания», не протестуя против вмешательства в свои дела, допуская нарушения и искажения церковной жизни в угоду советской власти, которая пытается сделать духовенство сообщником в атеистической борьбе.История, к сожалению, может повториться. И если сегодня возрождение церкви будет сводиться только к строительству храмов и монастырей, все вернется «на круги своя».

Всеволод Владимирович Овчинников , Екатерина Константинова , Михаил Иосифович Веллер , Павел Адельгейм , Павел Анатольевич Адельгейм

Приключения / Биографии и Мемуары / Публицистика / Драматургия / Путешествия и география / Православие / Современная проза / Эзотерика / Документальное
Среди богомольцев
Среди богомольцев

В своём произведение Благовещенский описывает жизнь монахов на «Афоне» весьма однобоко, касаясь в основном бытовой стороны жизни и трудностей с которыми они сталкиваются в своём делание. В его записках нет той лёгкости и благоговения, которой есть у Бориса Зайцева в его описание «Афона». У Благовещенского отсутствует романтический настрой, произведение не предназначено для тех читателей, которые искренне верят, что в афонских монастырях на литургии «летают ангелы». Но при всём при этом, книга помогает увидеть быт монахов, их суждение и оценку жизни, убирает ложный ореол романтики связанный с монашеским деланьем.Надо понимать, что сейчас многое изменилось на Афоне, и в части устройства монастырей, быта, питание. Всё что он описал относиться к его времени, а не к нашему.

Николай Александрович Благовещенский

Религия / Эзотерика / Православие