Синее чудо

Она идет следом за ним, и молится, и просит судьбу: “ Пусть это будет он! Пусть у него другая семья, пусть он меня забыл, но пусть он будет живой!”

Она заходит в подъезд, даже звонит в ту квартиру, куда зашел этот человек. Но это, оказывается, не тот, ее любимый, а совсем другой, она просто обозналась!..

И в поезде, в котором она, как потом мы узнаем, едет к взрослому сыну, она вспоминает...

...Вспоминает, как после единственной ночи любви она провожает солдата и прощается с ним. Молодой солдат уходит с отступающими нашими войсками.

Приходят в их смоленскую деревню Веселые Дворики немцы.

Проходит время. Наши наступают. И фашисты всех жителей выгоняют из домов и гонят на Запад.

Под бомбежкой в каком-то сарае у нее рождается сын. И вот пока их гонят в тыл, она все время везде по пути разыскивает любимого. Надеясь на чудо, она ищет его и в концлагере за колючей проволокой посреди поля (а вдруг он в плен попал?), ищет и в “приймах” у какой-то женщины...

А сама все время спасает и растит не только своего сына, спасает и бережет чужих детей. Идет за линией фронта, на оккупированной земле жизнь, самая разная, во всех своих проявлениях.

Сценарий заканчивается тем, что женщина, моя героиня, выходит из вагона на небольшой станции, а там ее встречает сын с юной девушкой:

— Мама, познакомься, это моя жена!

А сын ее как две капли воды на отца — молодого солдата! — похож.

Сценарий был хорош: его и мой учитель Евгений Иосифович Габрилович очень хвалил, и пятерку за диплом я получила, и Мосфильм сценарий купил.

Писала я этот сценарий быстро, написала за две недели, работала день и ночь, одна ведь была в квартире! Меня “несло”, рука сама писала, словно ниоткуда появлялись сцены, диалоги...

К вечеру, когда я уставала, я отходила от стола, садилась в кресло, включала торшер и брала книгу. В это время как раз Коля купил “Жизнеописания великих Цезарей” — и я их потихоньку читала.

В один из вечеров я села отдохнуть после напряжения, положила раскрытый том Плутарха на колени.

Блаженное состояние. Ни мысли в голове. Совершенно спокойный тихий мозг! И вдруг...

... Над моей раскрытой книгой появляется выжженная жарким солнцем земля — сухая колючая трава, песок, мелкие камешки... Сквозь нее я еще какой-то миг вижу строки на страницах. Как в кино — второй экспозицией!

Потом строки исчезают, и остается только эта земля, колючая, жаркая.

Я — на этой земле! Я ощущаю голым коленом и сухую колючую траву, и мелкие камешки, впившиеся в кожу, потому что стою я на земле именно на одном колене.

Справа дует сильный горячий ветер, несет песок, и песчинки бьют меня по правой щеке, по губам и подбородку, я ощущаю, как они колются...

Я стою на правом колене, рука со щитом выдвинута передо мной. Рука эта моя, (я ощущаю себя как “я”) но она почему-то мужская с крепкими объемными мышцами, с набухшими венами, темными волосками от запястья до локтя.

Щит надет на руку повыше запястья. Я вижу его не лицевую сторону, а ту, которая обращена ко мне, тыльную, поэтому я вижу, как мой щит сделан. Гибкая то ли ветка, то ли молодое деревце согнуто в порядочной величины кольцо, кольцо это для прочности укреплено распорками из палок, все это очень похоже на колесо со спицами.

Я вижу через эти “спицы”, что с лицевой стороны натянута толстая коричневая кожа, часто-часто укрепленная на “ободе”, словно прошитая, сыромятными квадратными тонкими... Не знаю, как сказать — ремешками или кожаными веревками?

Из этих же сыромятных ремешков — петля в центре, куда продета моя рука, на этой петле я и удерживаю щит. Вернее, он сам держится, кисть и пальцы свободны.

По моему правому плечу стекает на грудь что-то липкое и горячее. Очевидно, кровь. Знаю, что надо мной, чуть сзади, кто-то стоит.

И я отчетливо осознаю, что после рукопашной битвы я повержен, потому и стою на колене, знаю, что сейчас последует еще один удар мечом того, кто сзади меня, и... все кончится! Я сделал все, что мог, а больше сделать уже ничего не могу!

Что я сейчас чувствую? Ничего!.. В современной медицине такое состояние называется шоковым. Я все сознаю, все понимаю, но мне совсем не больно, я ничего не боюсь, мне совершенно безразлично то, что через миг случится. Странное, полное равнодушие к тому, что сейчас последует еще удар, последний!..

И вдруг — снова комната в квартире Колиной сестры, я — в кресле, рядом горит торшер, раскрытая книга на коленях...

Рассказываю об этом долго, гораздо дольше, чем длилось это погружение в иное время и в другую жизнь. А прошло, я думаю, всего десяток секунд!

Я не спала. И это был не сон. В этом я абсолютно уверена.

Подумала: это, от Плутарха впечатление? Перелистала, тщательно просмотрела все три тома. С этой поры знаю — Плутарх картинками не писал, у него только спрессованное действие — в основном, глаголы, глаголы, глаголы!..

Так что же произошло? Есть ли у меня какое-либо объяснение?

Итак, сначала суммирую условия, в каких я писала сценарий:

во-первых, моя жизнь в это время — одинокая, затворническая, в полном молчании целыми днями,