Синее на золотом

– Какое там, – фыркнул Луи, – через день тумаки и попреки, что я сижу у нее на шее… я уж не чаял, куда сбежать от этакой заботы. А у отца была своя жизнь.

Он поглядел на Амелию, увидел на ее лице знакомое ему далекое выражение – и рассердился на себя еще больше.

– Откуда у вас этот шрам? – внезапно спросила она.

Луи насупился.

– Получил, – нехотя буркнул он. – На дуэли.

– Вот как? И из-за чего же вы с ним дрались?

– Из-за того, что он был сволочь. Вот так.

– И вы его убили?

– Нет, – с сожалением отозвался он, – не успел. Только покалечил… так, слегка. Но он это заслужил.

– Значит, не зря Ева вас боится, – заметила Амелия. – Она говорит, что вы опасный человек.

– Это я ее боюсь! – возмутился Луи.

Если бы его приятель Франсуа услышал эту шутку, он бы покатился со смеху; но на Амелию эта фраза не произвела ровным счетом никакого впечатления. И опять он видел перед собой это отрешенное красивое лицо – настолько отрешенное, что иногда его так и подмывало схватить ее и хорошенько встряхнуть, чтобы она взглянула на него по-другому, хоть с гневом, хоть с раздражением, но иначе.

«Я осел», – подумал он обреченно. Какого черта, в самом деле, он распустил язык? К чему ей знать о его тетке, об отце, о его жизни вообще? Все равно она никогда его не поймет, как и он ее. Да и не захочет понять.

– Ева приготовила еду, – сказала Амелия. – Она нас ждет.

Они поели, а потом двинулись дальше. Пару раз сбились с дороги, но к вечеру все же добрались до Реймса, где с большим трудом отыскали место в гостинице. Город был полон самых фантастических слухов – что Дюмурье уже удрал к врагам, подобно тому, как до него это сделал Лафайет, что в Париже вскоре вернут короля, а сторонникам свободы по старинке отрубят головы, не прибегая к гильотине. Но Амелию интересовало лишь, где найти стекольщика. Утром, едва заменив в карете треснувшее стекло, они снова тронулись в путь.

…Гром взорвался яростной канонадой, оглушил путешественников и покатился над землей, огрызаясь и ворча. Дождь, который хлестал отвесными струями, припустил еще чаще.

– Надо возвращаться в Реймс! – крикнул Луи.

Уже когда они покидали город, тучи налились свинцом и обещали скорую грозу. И в самом деле, стоило путешественникам отъехать от города меньше чем на два лье, хлынул дождь, и какой! Он превратил дорогу в жижу, в которой увязали лошади, ослепил кучера и, с яростью молотя по верху экипажа, почти оглушил обеих женщин. Вдобавок ко всему Луи умудрился сбиться с дороги, и теперь он даже не знал, в каком направлении они движутся.

Амелия крикнула что-то, но в реве грома он не расслышал ее ответ.

– Что? – крикнул Луи.

– Едем дальше! – донеслось до него.

Луи уже понял, что спорить с Амелией бесполезно. Бурча себе под нос разные слова, которые обычно отсутствуют в словарях французского языка, он хлестнул лошадей. Недовольно мотая головами, они перевалили через мост.

– Кажется, мы остановились, – заметила Ева, видя, что пейзаж за окном не меняется. Карета несколько раз дернулась и застыла на месте. Снаружи по-прежнему лил дождь.

Лошади храпели и фыркали. Амелия приотворила дверцу и высунулась наружу.

– Что там, Луи? – крикнула она, видя, что он стоит возле кареты и смотрит куда-то вниз.

– Я же предупреждал, что надо возвращаться! Мы завязли!

– То есть как? – пролепетала Ева.

– Карета застряла в грязи, вот что, – с досадой ответил Луи. – И я не могу сдвинуть ее с места.

Прежде чем он успел шевельнуться, Амелия распахнула дверцу и соскочила на дорогу, прямо в грязь.

– О боже, – беспомощно прошептала она, видя, что колеса ушли в вязкую жижу почти по самую ось.

У Луи вертелось на языке много разного – о том, что он предупреждал, сулил неприятности, и теперь, когда самое скверное все-таки произошло, это случилось исключительно по вине Амелии. Но он увидел ее потерянное лицо, по которому текли струи дождя, и прикусил язык, решив приберечь свое красноречие до другого раза.

– Может быть, если облегчить карету, мы сумеем выбраться? – предложила Амелия. – Ева!

Служанка вышла из кареты, вытащила оттуда кое-что из вещей, Луи стал тянуть лошадей за собой – бесполезно: с громким вздохом колеса вновь провалились в грязь.

– Черт! – выпалил Луи. Оглянувшись, он увидел Еву, которая смотрела на него с осуждением. – Только сказал, а он уже здесь.

Амелия распрямилась, как струна, глаза ее сверкнули.

– Перестаньте обижать ее, – сердито сказала она. – Если вы думаете, что достойно смеяться над человеком, который выглядит не так, как все, то заблуждаетесь.

Луи не мог не признать, что она права, и, смирив свой нрав, пробурчал нечто, что могло сойти за извинение. Он вновь попытался вывезти карету на ровную почву, но даже когда Ева попробовала подтолкнуть экипаж сзади, у них ничего не получилось.

– Влипли, – констатировал Луи.

– Что же нам делать? – спросила Амелия, оглядываясь.

Мост остался позади, слева и справа виднелись купы деревьев, а справа в отдалении за ними к тому же что-то темнело, но была ли это крыша дома или просто большое дерево, сказать было сложно.

– Возвращайтесь в карету, – сказал Луи. – Вы промокнете.