Синее на золотом

Амелия редко сердилась по-настоящему, но, когда она сердилась, все, кто находился рядом, испытывали желание куда-нибудь спрятаться. Увидев, как полыхнули глаза госпожи, как она взвилась со стула, Ева невольно пожалела, что вообще затронула эту тему.

– Вот как? Значит, я не права? Мои предки строили церкви, ходили в крестовые походы и сражались с язычниками; по-твоему, я не знаю, что по-христиански, а что нет? – Ева попятилась и втянула голову в плечи. – И я должна все простить и забыть? И жить дальше, словно ничего не случилось? Вся моя жизнь, вся моя жизнь… – Лицо Амелии было искажено, в глазах стояли слезы. – Долгие месяцы я каждую ночь видела во сне, как его привезли! – крикнула она. – Ты знаешь, что это такое, снова и снова видеть и понимать, что ты ничего не сможешь изменить? Вы словно сговорились: и ты, и священник, и отец… все вы твердили мне одно и то же! Простить! Забыть! Как будто бы я не простила, если бы могла! Потому что это легче всего! Но для этого надо иметь не сердце, а камень!

И она в ярости стукнула себя рукой по груди.

– Сударыня!.. – пролепетала Ева. – Сударыня!

– Мне померещилось или вы ссоритесь? – С этими словами в кухню заглянул Себастьен. Он озадаченно нахмурился, когда Амелия, вся в слезах, пробежала мимо него и скрылась у себя в комнате.

Ева, по-прежнему держа в руке нож, бессильно опустилась на стул.

– Что-то не так? – встревожился хозяин дома.

– Я была не права, – почти беззвучно ответила Ева. – Только и всего.

– Вот как? – неопределенно протянул Себастьен. – Что ж, бывает. Скажете Кристофу, когда ужин будет готов.

Когда он скрылся за дверью, Ева вновь принялась готовить, но отчего-то у нее, обычно такой ловкой, все валилось из рук, так что пришлось позвать на помощь Эмму. Вечером все собрались за столом, и Анриетта произнесла горячую молитву, чтобы сегодня англичане наконец вошли в город.

И они и в самом деле вошли.

Глава 3

– Не стрелять! – протяжно крикнул Франсуа. – Это парламентеры!

Он волновался, на лбу у него выступили мелкие капельки пота. Кассандр, стоя в тени позади генерала, набросил капюшон на голову, чтобы не было видно лица, и сунул руки в рукава.

– Не стрелять! – повторил часовой на стене приказ адъютанта. – Парламентеры!

– Не стрелять… не стрелять… – эхом пронеслось по цепи.

Луи заложил руки за спину. На стене реял трехцветный флаг, хлопая на ветру, и генерал задержал на сине-бело-красном полотнище свой взгляд. Луи ощущал какой-то странный азарт и любопытство и в то же время нечто вроде предвидения, которое упорно твердило ему, что эти переговоры ничего не изменят, что ему предложат сдать город, а он ответит отказом, и этим все кончится. Тем временем от ворот отделились четыре фигуры и стали приближаться. Впереди шагал солдат в красной форме, который нес белый флаг. За ним двигались три тени в английских мундирах. Луи услышал, как Кассандр сзади разочарованно выдохнул.

– Прислали каких-то мелких сошек, – сказал священник с отвращением. – Ни одного командира.

Одна из мелких сошек – высокий брюнет с красивым, резко очерченным лицом – замедлила шаг. Луи сразу же вспомнил, где видел его прежде, только тогда брюнет был одет гораздо проще. Конечно же, это был тот самый тип, который стоял возле Амелии в «Золотых воротах» и косился волком на его мундир. Второго, блондина с птичьим носом, Луи тоже видел в этом доме. А вот третий, черноволосый гражданин лет сорока с воинственно торчащими усами и высоким облысевшим лбом, прорезанным морщинами, был ему знаком куда раньше, и, по правде говоря, это было одно из знакомств, без которых вполне можно обойтись.

– Чтоб мне провалиться! – хрипло объявил третий и разразился потоком ругательств. – Никак это гражданин Ош, который когда-то состоял под моим началом! Знал бы заранее, с какой сволочью придется вести переговоры, ни за что бы не пошел!

– Замолчите, Ларсак, – выразительно прошипел Оливье. – Не забудьте, вы представляете персону короля.

Но Ларсака было не унять.

– Ну что, солдат? – глумливо продолжал он. – Помню я те времена, когда ты чистил мне сапоги да за мелкую монетку копал огороды крестьянам. Для такого, как ты, это было самое подходящее занятие! – Он впился взглядом в шрам на лбу своего противника. – Жаль, я тогда поскользнулся и только по лицу тебя задел. Паршивое дело – драться на морозе!

– В чем дело, господа, вы уже знакомы? – вмешался Арман.

– Пять лет назад он был моим командиром, – пояснил Луи. – Гражданин Робер де Ларсак любил бить солдат по лицу. Он называл это поддерживать дисциплину, но мне такая дисциплина не понравилась. Я вызвал его на дуэль и проучил. После этого ему пришлось уйти из гвардии.

Злобно улыбнувшись, Ларсак поднял правую руку, и все присутствующие увидели, что на ней отрублены три средних пальца.

– Еще ничего не кончено, солдат, – угрожающе сказал он. – Я научился драться левой рукой, чтобы ты знал, и вернулся в армию. – Он оглянулся на своих спутников. – Я пришел сюда как парламентер, так что считай, что тебе повезло. Попадись ты мне в другой раз, и я убью тебя как собаку.