— Новости плохие, темплар. Какие-то злодеи совершили подлое нападение на Цитадель. Убили нескольких стражей… золота не взяли, но, говорят, похитили самого Вершителя… Что диво — никто не видел ни как пришли, ни куда скрылись. Великий Магистр именным указом обещал сто золотых «филинов» тому, кто укажет доподлинно, какой дорогой скрылись злодеи, да пятьсот — ежели удастся задержать их, выручить Вершителя. Только золото то никому не достанется… уже декта, считай, прошла, а от похитителей — ни следа, ни вида.
Шенк нахмурился — новость была не просто плохой… Конечно, у каждого властителя есть доверенные люди, что сумеют пробраться куда угодно и исчезнуть, не оставив следов. Особо славились этим кейтианские асассины, слышал он и о мингских «ночных кошках», но и Орден не оставался в стороне, любой фаталь — тот же Дрю, к примеру умел немало. А раз остались трупы — значит, иного выхода не было. Сами лазутчики могли быть невидимыми, но старика непросто вывести из крепости так, чтобы не всполошить всю стражу. Особенно если старик любой ценой должен остаться жив.
И зачем им мог понадобиться старый библиотекарь, хотя и занимавший одну из верховных должностей в Ордене, но давно уже не имевший прежнего веса в принятии важных решений? Ответ напрашивался сам собой, и он был еще более неприятен — кто-то, Минг или Кейта, вознамерился добраться до тайн Ордена, которые лучше Вершителя Памяти знал разве что сам Великий Магистр. Ну, Борох еще, быть может. Кто мог возжелать заглянуть в тайны памяти старого магистра? Минг? Вряд ли… Император Явор Герат Седьмой куда больше верит в силу оружия и золота, чем в пыльные книги. Может, Кейта? Или Арделла? Последнее тоже сомнительно, слишком уж далеко от них до Ордена, доставить старика через многие тысячи лиг дело сложное, может и не перенести дороги. А выпытывать на месте — глядишь, упустят что-нибудь важное. С другой стороны, раз Арделла вступила в войну, значит, миссия Дрю удалась — а кто знает, как поведет себя основательно растревоженный муравейник? И какие у них претензии к Ордену?
В любом случае назревает что-то серьезное… Надо спешить, завтра Синтии предстоит провести в пути весь день, даже если для этого придется ее привязать к седлу.
Шенк задал еще несколько вопросов, больше из вежливости, ничего нового ему уже не сообщат. А затем и вовсе откланялся, напоследок заказав каждому еще по кружечке. Подозвал хозяина, объяснил подробно, какие припасы должны быть к заре уложены во вьюки, настоятельно предупредил, что ежели еда будет дрянной или, упаси Сикста, порченой, то он лично позаботится, чтобы у таверны появился новый владелец. Затем, вполне удовлетворенный обеспокоенной физиономией владельца нынешнего, уплатил за все вперед и, приказав разбудить себя на заре, поднялся в комнату.
И тут же оказался неприятно удивлен. Слова Синтии о том, что им-де с рыцарем следует дать одну комнату, были поняты именно так, как и должно было быть понято подобное заявление. Кровать была одна — огромная, широкая… на таком ложе любви даже охочие друг до друга молодожены, пожалуй, потерялись бы… и искали б до утра. Первой мыслью было выйти и потребовать иное помещение, благо пустующих хватало. Но он все еще чувствовал вину перед Синтией и понимал, что утром будет скандал. Или, что еще хуже, просто укоряющий взгляд и обиженное молчание. Пришлось Шенку подвинуть девушку, а самому пристроиться на краю.
Засыпал плохо — соседство вампирочки беспокоило, но еще больше беспокоила иная мысль: что рядом лежит молодая, здоровая, восхитительно красивая девица… несмотря на оттопыривающие пухлые губки клыки и бледную, не знающую загара кожу. Проведя с ней уже много времени, Легран перестал замечать эти признаки, повергшие бы кого другого в ступор от ужаса. И теперь он видел не отличительные черты вампира, а просто молодую черноволосую красавицу…
Постепенно усталость взяла свое, но и сон не принес облегчения — всю ночь его терзали кошмары, он кого-то рубил на куски, кто-то другой отвечал ему тем же… Пару раз Шенк распахивал глаза, чувствуя, как отчаянно колотится сердце о ребра, как капли холодного пота скатываются по вискам. Нормально заснуть смог уже далеко за полночь, ближе к утру.
А потом ворочающаяся во сне Синтия подползла к рыцарю, обняла его и утихомирилась, доверчиво прижавшись к мускулистому плечу. Ее тонкая нежная рука с длинными, как у благородной дамы, узкими ногтями чуть голубоватого цвета лежала на широкой груди рыцаря, а теплое дыхание щекотало ему ухо. И, выплыв из глубин сна от деликатного стука в дверь — хозяин отрабатывал полученную монету, — Шенк еще долго лежал неподвижно, боясь потревожить сон Синтии, а еще больше опасаясь нарушить это хрупкое, но такое волнительное соседство. А позже, проснувшись окончательно, устыдился своих мыслей — до чего дошел, уже радуется объятиям вампирки, — нарочито резко встал, затопал, зазвенел железом, словно наказывая себя за минутную слабость.