– Разве это плохо? – удивился треттинец.
Лавиани не ответила, остановившись, и тот, слыша это, спросил, положив руку на меч:
– В чем дело?
– Дорога дальше перекрыта. Дверь, – сухим тоном известила Лавиани и дернула ручку. – Заперто. Она сильно проржавела, но все равно еще надежна.
Мильвио нащупал преграду, провел пальцами по шершавому металлу:
– Были какие-то другие пути?
– Они вели вниз.
– Это лучше, чем ничего.
– Ты прав. Вернемся к ближайшей лестнице, спустимся на уровень и попробуем пройти там.
Коридор нижнего уровня оказался куда более узким, с грубо обработанным потолком. То и дело перемежающийся залами, в которых властвовали сквозняки, влага и ржавчина, пожравшие все, до чего могли дотянуться. Уцелел лишь камень, такой же незыблемый, как горы.
Один раз они вновь услышали шаги, но настолько слабые, что даже Лавиани сомневалась, что они ей не почудились. Звук пришел из вентиляционной шахты.
– Какая разница, что это или кто?! – отмахнулась Лавиани от Мильвио, который долго ждал, не повторится ли звук. – Еще один заблудившийся в этом тьмой забытом месте. И я буду последняя, кто побежит вниз, чтобы спасать его. Самим бы выбраться, Фламинго.
– Забавное ты мне выбрала прозвище.
– А ты против?
– Отнюдь. Меня называли куда худшими именами, чем это. К тому же фламинго у алагорцев считается символом рассвета и спокойной жизни.
– Ну, твою жизнь явно нельзя назвать спокойной и размеренной. Осторожно. Впереди две ступени. Входим в зал.
На стенах и потолке были фрески, но она даже не стала к ним приглядываться. Прошла мимо, покосившись на десяток скелетов, лежащих в разных позах и уже порядком заросших пылью. Все в доспехах и при оружии. К сожалению, последнее было столь ржавым, что у нее не возникло соблазна разжиться подходящей железкой.
– Здесь мертвые. И лежат уже довольно давно. Возможно, это те, кто штурмовал Тропу Любви. А быть может, защищал ее. Кости уже черные от времени.
Останки встречались им и в следующих помещениях. Было понятно, что здесь шло сражение, люди пытались удержать переходы.
– Целый могильник. Жаль, что ты не видишь.
– Я жалею лишь о том, что их не похоронили.
– Думаю, хоронить было некому, мальчик. Шла Война Гнева, а потом случился Катаклизм. Мертвецов и без этих ребят было предостаточно. Не успевали закапывать, как они тут же выскакивали обратно.
– Все равно так неправильно.
– В мире много чего неправильно, Фламинго. И оставленные на растерзание кости тех, кто уже мертв и не может чувствовать, меньшая из плохих вещей, что ежедневно происходят вокруг нас. – Она перешагнула череп, а Мильвио, не увидевший его, пнул и, поняв, что покатилось под ногами, поморщился.
– Я вижу свет, – внезапно сказал он.
Лавиани тоже различила в свинцовых и графитовых оттенках мрака бледное пятно.
– Да. Верно. Странно. Мы же на нижних уровнях, разве тут может быть выход наружу?
– Сейчас узнаем.
Коридор впереди был перегорожен огромным камнем. Влетев сюда, тот разрушил внешнюю часть стены, раздробил каменные блоки и застрял, перекрыв дорогу так, что теперь осталась узкая кромка между ним и пропастью, шириной не больше стопы. Она была вся в снегу, но при должной аккуратности по ней можно было пройти.
Выглянув через пролом, Мильвио увидел верхушки белых елей, потом поднял голову, пытаясь разглядеть вершину стены.
– Уже почти утро.
Лавиани, держась обеими руками за край огромного камня, осторожно перебралась на ту сторону, ощущая спиной пропасть.
– Справишься?
Мильвио улыбнулся и легко перемахнул к ней.
– Ловко, – одобрила сойка. – Ума не приложу, откуда здесь взялась такая глыба. Наследие великих волшебников, не иначе.
– В смысле магия? – уточнил треттинец. – Не думаю. Всего лишь огромный требушет.
– Требушет? – Лавиани скептически изучила густой лес, тянущийся через всю долину до следующей горной цепи. – Здесь?
– Ну, тысячу лет назад, наверное, все было иначе. Стену обстреливали, это несомненно.
Подняться наверх здесь было невозможно, им пришлось вновь войти в темный коридор, и Мильвио оглянулся несколько раз на бледный утренний свет, прежде чем тот совсем исчез и их вновь окутал вязкий мрак.
– Странное место. – Голос Лавиани звучал глухо, точно из могилы.
Южанин, болезненно щурясь, провел рукой по камням, сияющим бледно-лимонным, мертвенным светом, и тот остался на подушечках его пальцев.
– Какая-то плесень, – сказал Мильвио. – Интересно.
Обнажив меч, он стал натирать длинный клинок, пока тот не засиял.
– Это обязательно? – неодобрительно спросила Лавиани.
– Надоело быть слепым, сиора. Не факел, конечно, но полный мрак разгонит.
Они стояли на балкончике, выступающем далеко вперед, над темной рекой, затопившей величественный зал. Из воды, точно грибы, росли расширяющиеся колонны, с потолка все время капало, а внизу, в глубине, то и дело мягко вспыхивали белесые искры – странные создания, похожие на угрей, величественно и неспешно проплывали, тыкаясь слепыми утиными носами в стены, пачкая их лимонной, фосфоресцирующей плесенью, и тут же уходили на дно, пока их тела не гасли в глубине.