Синее пламя

Он легко мог остановиться на середине пути и сесть на канате, поглядывая вниз, а затем взлететь в воздух и приземлиться на него обеими ступнями. Завязать глаза, сделать обратное сальто под дружный вздох толпы. Жонглировать кольцами. Иногда он мог и «упасть». «Сорваться», успевая «в последний момент» ухватиться рукой за канат, повиснув между небом и землей, в нескольких секундах от той стороны.

Самые впечатлительные зрительницы падали в обморок. Толпа снова ахала, от ужаса. Шерон, увидев это представление в первый раз, едва не сошла с ума, переживая за Тэо. Но тот как ни в чем не бывало подтягивался, вставал и продолжал выступление.

Вот и сейчас девушка стояла за сценой, глядя, как акробат, точно водомерка, скользит по своей ненадежной дороге.

– Любуешься? – Мьи подошла неслышно, встала рядом.

– Скорее наслаждаюсь. – Она не отрывала взгляда от маленькой фигурки в черном на фоне ярко-голубого неба.

– Его талант достоин аплодисментов. Даже Канатный Плясун оценил бы Пружину.

– Канатный Плясун? – Девушка впервые слышала это имя.

– Тион, – пояснила Мьи. – Спасая Арилу и Нейси, он проявил чудеса ловкости. Могу я тебя попросить?

Шерон замешкалась на мгновение, склонила голову:

– Конечно.

– Если с ним что-нибудь случится… – Акробатка прервалась, тоже посмотрела на Тэо, и Шерон видела, что та волнуется. – Сможешь сообщить мне?

– Как?

– Скажи об этом в любом цирке, который когда-нибудь встретится тебе. Они передадут следующему, и рано или поздно новость меня найдет.

– Хорошо. Я это сделаю.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Мьи, намереваясь уходить, но указывающая задержала ее, опустив ладонь на предплечье.

– Почему ты не скажешь Пружине, что беспокоишься о нем?

Та грустно улыбнулась, покачав головой:

– Опасные слова для многих мужчин, Шерон. Я вижу его и понимаю, что сейчас он живет лишь целью. Не знаю какой. Наверное, той, к которой вы, все четверо, стремитесь. Я не скажу ему ничего, иначе это выбьет опору из-под его ног, свяжет и заставит сомневаться в правильности своего выбора. А быть может, сожалеть о том, что потерял, вне зависимости от того, какой выбор сделает. Я так не поступлю с ним. Не отберу его цель. Ты должна понять меня.

– Понимаю. Главное, чтобы ты не жалела о том, чего не сказала.

Мьи внимательно посмотрела на Шерон:

– Тебе пора. Сиор уже ждет.

Мильвио стоял неподалеку, чтобы провести ее через толпу к сцене. Сейчас там выступали Гит и Ливен, но совсем скоро ей предстояло встать к мишени.

– Ты готова? – спросил треттинец.

– Да.

– Пора.

Он пошел первым, разрезая людское море, точно китобойный баркас. Шерон держалась сразу за его спиной, надежной, как щит алагорской панцирной пехоты.

Мильвио нравился ей. Он был веселым, ироничным и внимательным. Когда надо – серьезным и забавным. Треттинец прекрасно знал историю, географию, старые легенды, и их разговоры, порой затягивающиеся до поздней ночи, радовали ее ничуть не меньше книг, которые она так любила и ценила.

Несколько раз Шерон ловила себя на мысли, что в беседах с ним забывает о том, что осталось на Летосе. О своем доме, своем долге, о смерти Димитра и похищенной Найли. Она не сразу поняла, что нравится ему. Не сразу осознала, почему Мильвио приходит на каждое выступление и смотрит, как в воздухе вращаются ножи.

В такие моменты в отличие от большинства зрителей он всегда сохранял невозмутимость. Лишь раз, когда внезапный бой башенных часов отвлек Лавиани и нож поранил Шерон ухо, маска спокойствия на мгновение исчезла с его лица. Указывающая сперва даже не поняла, почему его щека дрогнула.

В следующую секунду, поймав ее взгляд, Мильвио ободряюще улыбнулся, и только теперь девушка ощутила слабую тупую боль и как что-то капнуло ей на плечо.

Лишь сойка да треттинец знали, что случилось. Зрители ничего не замечали, хлопали и улыбались. Выступление пришлось чуть ускорить, и Шерон ушла за ширму прежде, чем кто-то успел разглядеть кровь. На ее счастье, пряди волос скрыли раненое ухо.

Позже она сидела на ступенях фургона, а кукольница Лин и Вьет хлопотали над ней. Лавиани выглядела виноватой, а потому ругалась сквозь зубы непонятно на кого. Мильвио стоял неподалеку, складывал из бумаги птицу и казался самым невозмутимым.

– Моя вина, девочка.

– Перестань, – сказала она, поморщившись, когда Лин нажала на ранку слишком сильно. – Это всего лишь царапина. Риск был оправдан. Где Ирвис? Пусть он нас поставит еще раз, в самом конце представления.

– Ты уверена? – осторожно спросила сойка.

– Вьет сказала мне, что я не должна бояться. И я не боюсь.

Она действительно не боялась, отдавая свою жизнь в руки Лавиани. И больше ошибок та не допускала. А Мильвио больше ни разу не выказывал своей тревоги. Улыбался, шутил, тренировался вместе с цирковыми по утрам, находя это полезным и немного забавным. У него никак не получалось колесо.

Вечерами он, как и все, слушал баллады Велины, пускал вместе с детьми бумажных пташек с крыши фургона, а иногда убивал вместе с Рико, Гитом и Ливеном пару бутылок вина.