– За жизнь, – провозглашает Томас, и я повторяю:
– За жизнь. И за смерть.
Он ухмыляется:
– И за смерть.
Я протягиваю ему руку. Он бережно кладет на нее свою ладонь.
Прижавшись друг к другу, мы лежим в кровати. Воздух в комнате кажется неоново-голубым. Вдали гудят самолеты, взлетая и приземляясь. За стеной ссорится какая-то парочка.
– Хорошо тебе? – шепчет Томас.
– Да, – тихо отвечаю я. – Очень даже.
Я встаю и роюсь в чемодане. Достаю газетный сверток и разворачиваю его. Все гипсовые скелеты раскрошились, одни разноцветные осколки остались. Только сахарный череп с именем Томаса на лбу цел и невредим. «Томас» – голубые сахарные буквы.
Бережно несу его в постель.
Мы молча сидим и облизываем череп, лижем и лижем. Мало-помалу он теряет форму, тает и превращается просто в кусочек сахара без имени.