Синее привидение

Обезьяна приблизилась к генералу вплотную, увидела страшно знакомый академический знак, орден Владимира с мечами, почувствовала запах «Violette de Parme», и у нее уже не осталось никаких сомнений. Мгновенно выхватив из кармана стилет, она ударила генерала в левую сторону груди крестообразно пять раз.

Старик рухнул на пол со стилетом в сердце. Калерия вскрикнула и потеряла сознание.

X

Кандауров вернулся в квартиру своего покойного дядюшки, когда в ней уже находилась полиция, несколько врачей и судебный следователь по особо важным делам. Увидев публику на площадке лестницы, он встревожился и спросил швейцара:

— Что случилось, Александр?

— Да генерала убили, Василий Лукич. Ваша обезьяна убила.

— Ты с ума сошел! Не может быть!

В передней его встретил пристав.

— Какой ужасный случай, — сказал он, — ну, слава Богу, с вами будет легче. Прикажите сдаться вашему зверю. У него больше нет оружия, надеюсь?..

— Боже мой, Боже мой! — как бы не слыша его, говорил Кандауров. — Куда пойти, где лежит генерал?

— Пожалуйте со мною, — отвечал пристав и почтительно взял его под локоть.

Первое, что Кандауров увидел в гостиной, кроме толпы людей с поднятыми кверху головами, — это фигуру мистера Вильяма, сидящую на корточках в углу под самым потолком на карнизе печки.

— Вильям, мистер Вильям! — взволнованно крикнул Кандауров.

Обезьяна радостно зарычала, прыгнула с печки на шкаф, со шкафа на рояль и очутилась около хозяина.

— Вильям, Вильям! — горестно и укоризненно говорил Кандауров. — Как же ты мог это сделать!

Он подошел, взявши за руку обезьяну, к трупу дядюшки, переложенному с пола на диван, и постоял минутку с опущенной головой.

— Да, — сказал он, — это стилет мистера Вильяма, который всегда носил его с собой. Какой ужас, какой ужас!

Калерия, сидевшая поблизости в кресле с компрессом, приложенным к сердцу, и с закрытыми глазами, тихо подозвала Кандаурова.

— Василий Лукич, — произнесла она чуть слышным голосом, — какое несчастье… бедный дядюшка… И он еще так любил обезьяну.

— Я ничего не могу понять, — говорил Кандауров, — может быть, мне объяснит кто-нибудь…

— По рассказу вашей родственницы, — вмешался наконец судебный следователь, — покойный генерал прикрикнул за что-то на вашу обезьяну, и та ни с того, ни с сего вынула оружие из кармана и нанесла генералу несколько ран, причинивших смерть. Я полагаю, доктор, — обратился он к самому почтенному из врачей в военной форме, — что оружие это можно изъять из тела покойного Кандаурова для приобщения к протоколу. О том, почему обезьяна носила при себе оружие, своевременно будет задан вопрос ее владельцу. Но как быть с самой обезьяной? — спрашивал он, обращаясь уже к приставу.

— По правде сказать, я затрудняюсь, — отвечал пристав, — на моей памяти это первый случай.

Мистер Вильям как взялся обеими холодными и дрожащими руками за руку Кандаурова, так и не выпускал ее. Близко поставленные, совсем человеческие глаза смотрели на Кандаурова жалобно, вопросительно, прямо в зрачки.

— Этот вопрос разрешается чрезвычайно просто, — холодно произнес Кандауров и, высвободив правую руку, достал из кармана браунинг. — Вот, — сказал он и выстрелил обезьяне в лоб. Все ахнули.

— Действительно просто, — сказал судебный следователь, чуть заметно улыбаясь. — Господин пристав, будьте любезны составить протокол.

Иван Буханцев СИНЕЕ ПРИВИДЕНИЕ

I

«В одном из особняков на Каменном острове, в 1913 г., 7-го июня, накануне своей свадьбы был найден мертвым молодой врач Борис Замшин, ассистент профессора Никитина. В виске покойного зияла огнестрельная рана. Возле трупа валялся револьвер, что и дало повод предполагать, что Замшин покончил с собой». Под заголовком: «Тайна одного особняка», появилась в «Северном курьере» такая заметка. Спустя несколько дней после этого, в редакцию «Северного курьера» явилась невеста покойного доктора, Елена Шалимова, и обратилась к автору «Тайны одного особняка» Терентию Сорокину с просьбой расследовать обстоятельства смерти ее жениха. Невеста Замшина почему-то была убеждена в том, что в особняке на Каменном острове совершено преступление. «Король репортеров» (так называл себя Сорокин) был польщен этим предложением и в тот же день отправился на расследование. Особняк, где жил Замшин, был одноэтажный, с высокой красной кровлей и колоннами, окрашенными в темно-серый цвет. Пришлось долго звонить, пока открыла дверь заспанная женщина, служанка покойного Замшина. Сорокин объяснил ей цель своего прихода и для того, чтобы расположить служанку в свою пользу, сунул ей в руку двугривенный. Она сжала губы, словно от боли, но деньги взяла. Сорокин направился в кабинет покойного.

Фекла открыла ставни, смахнула фартуком со стола пыль и стала, как идолище, спрятав красные, толстые руки под фартук.

— Барышня говорит, что его убили. Господи, сколько здесь сыщиков перебывало!

Фекла высвободила из-под фартука руки. Ее рыхлое тело колыхалось, как студень.