Синее привидение

Голос у него был тихий, грустный; пока он говорил, я успел заметить, что на столе у него лежит детский пистонный пистолетик, за который он часто судорожно хватался…

— …А через пять-шесть месяцев Верочка уже стала моей женой. Признаюсь, мне как-то даже страшно было брать ее тело, раз она так доверчиво отдавала мне душу, но я недолго просил ее об этом: она отдалась мне просто, без упреков, без слез, так ласково-ласково, и поверьте мне, что с этого дня она стала мне еще ближе…

Это было, я хорошо помню, в пятницу, тринадцатого, в июне, а в субботу я получил записку что Верочка захворала и прийти ко мне не может. Я был совершенно взрослым, не мальчиком, но ведь вы понимаете, что значит не видеть женщину, которую горячо любишь и которая стала безраздельно вашей, хотя бы пять-шесть дней.

Сразу, по-ребячьи, я затосковал, а вечером послал ей полное упреков письмо, в котором писал ей, что она обманывает меня, что ей просто надоело видеться со мной. Господи! до чего наивна любовь: ведь это я писал ей на другой день после того, как она стала моей… Не смейтесь — я тогда верил себе, ревновал ее к кому-то, злился…

Надо вам сказать, что встречались мы с Верочкой как-то слишком странно. У меня мы не могли, потому что моя семья залила бы эту девочку неотмываемой грязью, а ее родители, уже тупые люди, видели во мне какого-то соблазнителя их дочери, а не любящего человека… Они мучили Верочку расспросами, заставляли ее убегать из дома — словом, наша привязанность часто была поразительно жестоким мучением для нас обоих.

Поэтому мы встречались в этом доме, который…

Липов внимательно посмотрел на меня и спросил как-то резковато:

— Ну, видали этот дом? С крестом-то на ставнях… Где я…

— Да, — кивнул я, — рассказывайте.

— Встречались мы в этом доме; он оставлен моей сестре, еще девушке, а в задней комнате около зала повесилась старая сумасшедшая тетка. С тех пор в нем никто не живет, а праздная глупая болтовня выдумала, что по ночам в нем кто то даже ходит. Белая какая-то, говорили… Наверное, крысы бегали; я не верил ничему, но знаете, как то жутковато было ходить туда с Верочкой… Идешь по пустым комнатам, шаги отдаются, а из-за угла, так и кажется, кто-то выглядывает… Одно было хорошо — там нас никто не мог увидать — я говорил ведь, что туда никто не ходил…

А теперь ходит, — вдруг почти закричал Липов уверенно и дико.

— Кто? — спросил я, отшатываясь.

— Верочка… Да… да… Верочка…

Ну, так в этот день я послал ей эту глупую записку. Больная еще, слабая, но любящая, она написала мне, что придет и отдала письмо маленькому братишке. Хотела мне передать, что сегодня же к ночи придет в старый дом, но письмо попало в руки матери, и я его не получил… Если бы я получил его в этот день, я не был бы здесь… В этой лечебнице, где меня насильно, понимаете вы, насильно держат…

Весь этот день я проходил, как пьяный. Все сознание было занято одной мыслью, что в этот вечер и ночь я не увижусь с Верочкой.

Каждый день я привык по знакомой дороге подходить к саду, пролезать незаметно в старый дом и там встречаться с Верочкой. Нынче этого не будет.

Достал какой-то уголовный роман, лег на кушетку и стал читать… Сначала убегали из глаз строчки, падала книга, а потом я почувствовал, что не могу сидеть дома… Болезненно потянуло меня опять к старому дому, чтобы хоть посидеть в той комнате, где было место наших встреч… Тяжело, а в то же время какое то жуткое чувство сдавливало сердце — казалось, что там тает что-то нехорошее и темное…

Пробегали знакомые улицы, а когда я подходил к саду, над городом уже взошла летняя славная луна. Спокойная, ласковая, сад она украсила своим светом и голубизной, а дом очернила сумрачной пеленой, и казался он от этого старше и страшнее…

Жуткое чувство все росло и росло… В первый раз мне было страшно входить туда… Нащупал в кармане револьвер, наклонился около разрытой клумбы и сорвал немного цветов… Хотелось бросить их в те комнаты, где встречались, чтобы потом рассказать Верочке о своем приходе сюда… Перелез через окно, а когда нога дотронулась до пола и слабо пискнула половица, показалось мне, что по спине покатились кусочки льда… Несмело пошел вперед…

«Каждый день ходишь… Не боишься, — мелькало в разгоряченном мозгу, — а теперь боишься… А вдруг на самом деле тетка… Та самая, сумасшедшая… Вдруг тетка…»