— Мне не нравится одно, государь: ваши воины слишком полюбили китайские вещи, китайскую еду и сладкие вина. Роскошь изнеживает. Сила вашей армии в ее неприхотливости и закаленности. Ведь если говорить о численности, то в Китае одна провинция может выставить войско, равное вашему. Я приказал бы снять с воинов все эти шелка, в которых они походят на фазанов. Это платья для женщин, а не для солдат. Солдатская одежда — латы из бычьих кож и теплые меха. А еда — мясо и молоко…
— Шаньюй слушал Ли Лина, не перебивая. Он и сам уже подмечал, что в войске неладно, но не придавал этому большого значения. «Воины заслужили отдых, так пусть потешат себя, — так он думал. — Однако Ли Лин прав. Наша сила — в выносливости и неприхотливости. Какой китаец способен провести в седле трое суток подряд? Или неделями питаться одним вяленым мясом и при этом остаться готовым к бою?..»
Когда Ли Лин умолк, шаньюй спросил его:
— А что ты скажешь о штурме Май?
Ли Лин, подумав, ответил:
— Я слышал, что в одном из тысячи дел даже мудрец совершит ошибку, а дурак одно из тысячи дел сделает правильно. Император — человек недалекий, но на сей раз он поступил правильно, укрывшись в крепости. Он понял, что потерять вторую половину армии равносильно полному разгрому. Сейчас он будет собирать свежие войска и, вероятно уедет из крепости. Вместо него останется Ли Гуан-ли. Он самолюбив и постарается доказать, что способен справиться с врагами своими силами. Я не стал бы штурмовать крепость, а попробовал бы выманить князя на равнину.
— Так, а что мы будем делать до этого?
— Начинайте учения, а в окрестные города пошлите свои грамоты. Иногда их легче взять языком, чем приступом. Когда они сдадутся, вам будет проще разбить новую армию императора. Ведь ему придется брать собственные крепости…
— Ну что ж, я подумаю, — сказал шаньюй и, обласкав, отпустил Ли Лина.
«Этот человек, пожалуй, не глупее Ильменгира, — оставшись один, размышлял шаньюй. — Если все пойдет так, как он предположил, я вызову из Орды подкрепление. Ильменгир прав: война будет затяжная. Плохо с оружием. Из Орды мы забрали с собой почти все. А каравана из страны динлинов нет до сих пор. Придется, видно, снова посылать туда отряды, чтобы образумить этих упрямцев…»
Шаньюй кликнул Ильменгира и, нахмурившись, заговорил:
— Я хочу задать тебе несколько вопросов. Много ли твоих лазутчиков в Май?
— Около полусотни, шаньюй. Они вошли в город вместе с армией императора.
Каким образом они передают донесения?
— Стража на Северной башне подкуплена, шаньюй…
— Так. А надолго хватит в городе запасов еды?
— Думаю, еще на неделю. Но в крепости со дня на день ожидают подхода караванов.
— Перекрой все караванные дороги. В Май не должна попасть ни одна горсть риса.
— Но, шаньюй… — в замешательстве возразил Ильменгир. — Это будет означать, что мы нарушили договор о перемирии.
— С каких пор тебя стали тревожить такие пустяки?
Советник опустил глаза, почувствовав в голосе шаньюя недоброе.
— Я перекрою дороги, шаньюй. Только мне непонятно…
— Тебе непонятно, что голодная армия пойдет на вылазку?
— Да, шаньюй. Я понял. Прикажете вызвать из Орды свежие войска?
— Вот теперь ты догадливей, — удовлетворенно заметил шаньюй. — И еще: во все окрестные крепости разошлешь грамоты. Обещай в них, что солдаты будут отпущены на все четыре стороны. Горожане могут или уехать, или остаться дома. Имущество их разграблено не будет. В этом я даю слово. Если же мое войско встретит сопротивление — город будет выжжен дотла, а жители перебиты до последнего человека.
— Слушаю и повинуюсь, шаньюй. Грамоты будут готовы к, вечеру.
Губы шаньюя вдруг раздвинулись в улыбке, обнажив белые зубы. Ильменгир поежился: он знал эту улыбку. Она появлялась на лице владыки всякий раз, когда кому-нибудь готовился подвох.
«Уж не мне ли?» — с тревогой подумал советник, но подозрение его тут же рассеялось.
— Я хочу немного отдохнуть от дел, — сказал шаньюй. — Сегодня мы устроим облавную охоту на кабанов. Загонщиками пойдут те, кто сменил боевые доспехи на китайские тряпки. Пусть эти щеголи хорошенько прочешут приречные заросли.
Ильменгир усмехнулся в бороду: затея шаньюя становилась ему понятной…
Через полчаса бесчисленная рать загонщиков, сверкавшая всеми цветами радуги, двинулась на тугаи[61]. В одном из первых рядов шагал и наследник Тилан — в халате, расписанном павлиньими хвостами, в сафьяновых, шитых жемчугом туфлях и в круглой шапочке с султаном из зимородковых перьев.
Под ногами загонщиков жирно чавкала бурая, покрытая ржавчиной почва; острые шипы и сучья хищно впивались в великолепные шелка, с треском раздирали их и ранили оголенное тело. Но самой ужасной пыткой были комары и оводы, тучами висевшие над головой и закрывавшие солнце.
Поминая всех духов ада, загонщики медленно продвигались вдоль берега реки и наконец-то выбрались на равнину. Их появление было встречено громовыми раскатами: это хохотали конные сотни, выстроенные на равнине. Только теперь незадачливые загонщики поняли, что придуманная облава была злой шуткой и что никаких кабанов в здешних тугаях не водилось.