Навстречу молодой девушке выбежали ребятишки. Они здесь зимовали и уже успели познакомиться с ней.
Таня остановилась около женщины, которая усердно сажала капусту на маленьком квадратике около домика, расчищенном от кустов и деревьев.
— Вот дали рассаду из управленческого огорода. Даст Бог, вырастет, с пищей легче будет, — ответила она на приветствие Тани, не без труда разгибая спину.
Дальше стояли бараки для холостых. Туда накануне приехало больше сорока человек. Люди еще хлопотали вокруг собственного устройства. Один прилаживал стол и скамейки перед бараком. Другие бродили вокруг по лесу или вдоль берега — кто искал дров, кто-то уже закинул удочку.
— Это кто же такая будет, видно, что иностранка. Курточка-то синяя какая, и трогать не надо, и так видно, как кожа-то выделана.
— Переводчица из Отрадного. Там при англичанине. С ним приехала из заграницы. Говорят, русская, да и по говору наша, ну, а по одеже никак не признаешь за свою, — расслышала Таня, пройдя маленькую группу столпившихся старателей.
В следующей группе стояло несколько человек, которых она уже знала.
— Ну, как доехали? — спросила она, подходя, и быстро почесала сперва левую ладонь правой рукой, а потом правую два раза левой.
— Благодарим, ничего, где ехали, а где пешком шли. Дорога-то еще не устоялась, — ответило несколько голосов и она заметила, как стоявший сбоку молоденький белобрысый паренек тоже по очереди почесал сперва левую ладонь правой рукой, а потом два раза правую левой рукой.
— Доехали-то ничего, — продолжал кто-то из толпы, — да вот здесь непорядки, не можем добиться ни сахару, ни постного масла. Вы бы, гражданка, похлопотали там за нас в управлении, а то там толку не доберешься. Волынка одна и сиди без сахара.
— Хорошо, я передам, только это не мое дело. Беритесь за работу. Золото принесете, вам сразу дадут.
— А до золота-то, что же, без сахару сидеть? — с раздражением ответил длинновязый детина.
— Я здесь не хозяйка, а такая же служащая, чего от меня-то хочешь? — сухо ответила Таня и пошла дальше.
Она перевалила еще одну маленькую возвышенность и спустилась в лощинку, где вдоль другой речки тоже стояли домики старателей.
Было уже довольно поздно. Солнце спряталось за гору, на западной стороне которой было расположено Отрадное.
Таня медленным шагом прогулки прошла вдоль поселка, обмениваясь короткими фразами со встречными. Кое-где у речки сидели удильщики. Она останавливалась у некоторых из них и следила за леской, или делала вид, что следит.
В конце поселка стояла землянка, немного поодаль от других. Против нее на берегу сидел юноша лет семнадцати. Казалось, что он был совершенно поглощен двумя удочками.
— Ну как, Степа? — спросила Таня, подходя к нему.
— Третьего дня отправляли, да слишком уж много привязали. Подумаешь только, тридцать верст тащить почти два фунта по таким трущобам, да еще две большие реки переплывать. Оттуда сообщили, что прибежал измученный, язык висит на боку и тяжело дышит. Надо меньше класть. Груз-то шею оттягивает. Хорошо так. Ну, а если уходить от кого в лесу придется, с килограммом не уйдешь ни от собаки полицейской, ни от волка. Оттуда тоже советуют меньше класть.
— А еще что сообщают?
— Пишут, что хотят Шарика еще испытать. Ценность уж очень большая. Да и здесь его надо лучше приучать не бежать прямо к Носову, а вон в той лощинке ждать. Вчера я вышел рано-рано с удочками. Чуть светало. Удочки закинул, в лощинку спустился, а он там под корягой лежит. Я сахару ему дал, записку отвязал. Он смотрит, точно не понимает. Пока я не сказал «пошел», — не встал с места.
— Эх, собака, такой во всем свете не найдешь.
— Не собака, а золото, — оборвал юноша и дернул одну из удочек.
— Ну, конечно, золото. Степа, сколько уж перетаскала-то? — спросила Таня.
— Да за два года больше пятидесяти килограмм. Вот третий год начинаем. Там в Европах бы рассказать, небось не поверили бы.
Таня усмехнулась.
— Ну ладно, подождем еще. Когда снова отправляете?
— Только через три дня.
— До свидания, Степа, темнеет, надо домой.
Когда она поднималась на последний холм, то стало уже совсем темно. Она уверенно шла по знакомой тропинке, когда навстречу из-за дерева выросла высокая фигура.
— Кто идет?
— Человек, — спокойно ответила Таня.
— Знаю, что человек, а какой человек-то?
Таня разглядела детину, требовавшего от нее сахара.
— А, заграничная барышня. Идем, идем, разлюбезная моя. Вот и попалась.
Он схватил Таню за руку. Она вырвалась и отскочила в сторону. Он бросился за ней и быстро схватил ее опять.
— Руки прочь, — раздельно произнесла она.
Слова были так властны, что он было отпустил ее. Но потом опять схватил и как перышко поднял наверх.
— Чего там прочь? Что захочу, то и сделаю. Тоже штучка.
Он ждал, когда она начнет биться. Так привык к этому и это ему доставляло особое наслаждение. Но Таня была совершению невозмутима и ее полное спокойствие сковывало его движения.
— Оставьте меня сейчас же, — опять произнесла она медленно и холодно.
— Не оставлю…
— Нет, оставишь, — раздался сзади голос Воронова и он так тряхнул нападавшего, что тот отлетел в сторону.