Синее золото

— Помните, что если хотите мне помочь, надо исполнить то, что я вам сказала, — письмо в Англию и подтверждение, что я секретарша французской компании. Отрекайтесь от меня и клеймите нас, контрреволюционеров, — последнее вам будет легко, — добавила она полулукаво, полувызывающе. — А если вы вмешаетесь и попробуете мне помочь — мы погибнем оба.

В своей работе за последние годы Таня встречалась с врагами или с оружием в руках, или же как пленница. В эту поездку впервые ей пришлось жить среди врагов и вести тонкую игру, иногда поддакивая, иногда притворяясь, иногда отмалчиваясь. Она хорошо вошла в эту роль, и не только с Вороновым и другими представителями власти, но и с Паркером.

Последнее, впрочем, становилось для нее все труднее и труднее. Те для нее были враги, с которыми все позволено, а Паркер…

Сейчас она понимала, что ее игра становится гораздо сложнее и труднее. Нельзя выдать себя и показать, что ей все известно. Надо помочь Воронову и не обнаружить себя перед Хилидзе и другими. В то же время, надо действовать и действовать очень быстро. Если завтра ничего не удастся, то надо уходить. Уходить вон туда, в черную глубь леса, на первый взгляд неприветливую и даже жуткую, но на самом деле дружественную и спасительную. Ей рассказали про тропинки. С вершин холмов видна та далекая гора, где ее ждут. Там около сосны на утесе… Но надо будет идти в обход. Ведь там где-то кордон. А реки… Все эти мысли мелькали в ее голове, когда они молча подходили к дому Хилидзе.

«Не знает, ничего не знает», — подумал Хилидзе, когда Таня и Паркер здоровались с ним.

Таня подала ему руку и улыбнулась, казалось бы, без всякого принуждения.

— Здравствуйте, представитель пролетариата. Иностранные капиталисты пришли пить ваш пролетарский чай, — засмеялась она и ни одна черточка не обнаружила ее напряженности.

За столом, кроме Воронова, сидели трое приезжих мужчин в военных куртках.

В противоположность Тане, все чувствовали какую-то неловкость. Хилидзе пытался прикрыть ее любезной развязанностью, но слова не шли ему на язык. Воронов, вопреки своему обычному спокойствию, суетился, угощал, предлагал чай, передвигал стулья. А главное, старался не смотреть на Таню.

Паркер, до конца не отдававший себе отчета о положении, казался спокойнее всех. Он сел и сразу начал густо мазать хлеб маслом. Таня наладила разговор и направила беседу в какое-то русло. Она заставила рассказывать Хилидзе о Кавказе и очень деловито исполняла обязанности переводчицы. Грузин быстро увлекся и временами как будто забывал о переводчице, которую он уже считая своей пленницей.

— Товарищ начальник, вас просят по срочному делу, — вдруг раздался голос сторожа и его голова высунулась из-за двери.

Внизу у крыльца под самым фонарем стояли два милиционера. По их запыхавшимся лицам сразу было заметно, что они откуда-то не то прибежали, не то торопливо пришли.

— В чем дело? — крикнул сверху Хилидзе.

— Пожалуйте сюда, так что дело важное.

Хилидзе быстро сбежал по ступенькам, почему-то отстегивая кобуру револьвера, висевшего у него под курткой.

— Убегли, все убегли, так что часа полтора как ушли, — в один голос отрапортовали оба милиционера.

— Кто убег, куда?

— Да эти, с Ракитнова, которых вы велели караулить.

— Как? Носов, Степа, Рогов, Рыжий и вся шайка? Да куда же они ушли? Да вы что? Понимаете ли, что вы сделали? — горячился Хилидзе. — Вместо того, чтобы ко мне, идти вам надо было сразу в погоню. Вы у меня ответите за это.

— Да мы, товарищ, сразу за ними пошли. Минут через двадцать уже тревогу подняли. Только куда там. Нас двенадцать человек было. Семен впереди шел. Карабин наготове. Темно. Идем по тропинке-то. Как Семен-то к большому камню подошел, ему оттуда колом по ногам. Мы и оглянуться не успели, как его смяли. Карабин отняли, да на нас. Кричат — руки вверх.

— А вы что же, олухи, и подняли?

— Не подняли бы, к тебе не пришли бы. Ведь народ-то отчаянный, на что решились-то.

— Ну?

— Ну, отобрали от нас все карабины и обоймы. Еще речи стали говорить.

— Какие речи?

— Да нас особой звать.

— А вы что же не пошли? Тоже стражи революции. Мне таких не надо. Марш с моих глаз. А за карабины поработаете вы у меня под драгой.

Хилидзе сейчас же прошел в караульное помещение, которое находилось рядом, разбудил начальника и приказал немедленно снарядить погоню.

— Ночью трудно, товарищ начальник, можно и на засаду наткнуться.

— Как трудно? — вспылил Хилидзе. — Для нас ничего трудного не может быть, у нас железная рука. — Когда он волновался, то гортанные звуки его грузинского акцента становились еще более резкими.

Возвращаясь к гостям, он решил сейчас же арестовать Таню и даже Паркера, но, уже когда вбежал по лестнице, передумал.

— Оставлю до завтра, посмотрю еще. Никуда не уйдет.

Хилидзе не мог скрыть своего волнения и, когда вошел в столовую, то все в один голос спросили:

— Что с вами, что случилось?

— Ничего, ничего, — отвечал он. Но потом, поняв, что себя выдал, добавил:

— На далеком прииске вода прорвала плотину и, как будто, бревнами изувечено несколько человек.