Синее золото

— Миша, займи соседнюю будку. Надо с тобой переговорить. И смотри, чтобы за нами не следили.

— Они согласны, чтобы я ехала. Отъезд через неделю. Будешь ли ты готова? — спрашивала она кого-то по телефону: — Милая, милая, но ты знаешь, как мне за тебя страшно. А если все провалится? Как бы я хотела, чтобы это была не ты… Да, да, я знаю, ты скажешь, что так нужно. Но мне все-таки страшно. Все же я так бы хотела, чтобы всего этого не было. — Миша, — шептала Таня через стенку кабинки лакею, — сейчас сюда явится один чекист, Воронов. Я устраиваю пир горой. Мне необходимо, чтобы вы его сразу же оглушили какой-нибудь смесью. Чтобы, как только он сел за столик у него бы в глазах все замутнело и затуманилось. Чтобы он плохо различал, где я, где та — советская.

Минут через двадцать в зал вошел Воронов. Его вид всегда невольно притягивал общее внимание. Это был гладко выбритый русый гигант с руками не то грузчика, не то молотобойца. На пальцах сверкали крупные бриллианты. Его лицо, несмотря на чуть приподнятые скулы, было скорее красиво. Это не было лицо интеллигентного человека, но в то же время в нем, и особенно в его остром, внимательном взгляде, несомненно чувствовался какой-то опыт и знание жизни. Хорошо сшитый темно-синий костюм сидел на нем очень ловко, и по тому, как спокойно и уверенно шел он среди столиков ночного ресторана, было видно, что он чувствовал себя в привычной обстановке. В Париж Воронов приехал под видом директора одного из рудников на Урале. Но в переговорах он никакого участия не принимал и ничего не понимал в горном деле. Он был прислан в Париж для наблюдения за разными лицами. Воронов в Париже был очень занят, но все же находил время покутить как следует.

Он уже несколько вечеров провел в кавказском ресторане.

Лакеи, в большинстве бывшие белые офицеры, знали, кто он, и догадывались, зачем он приехал. Они были настороже. Но Воронов оказался совсем не похожим на других советских людей, как мелких, так и высоких. Он нашел с лакеями какой-то странный, но общий язык.

— Охота вам в Париже лакеями служить, всяким спекулянтам прислуживать? Поедем лучше со мной домой.

— Когда-нибудь поедем и без вашего приглашения, — заметил лакей, быстро пронося мимо блюдо.

— Ишь, какой гордый, — усмехнулся Воронов, — без приглашения, без приглашения. А ты добудь себе поездку-то без приглашения, заслужи ее.

— Ну ладно, ладно. Что у вас туг позабористее? Молодцы, что трудитесь. Давай сюда, что покрепче.

Воронов всегда уезжал из кавказского ресторана навеселе.

— Эх, беззаботное здесь житье. Были бы деньги, лучше не надо.

Входя в зал, Воронов подмигнул лакею:

— Сегодня с вашей белогвардейкой ужинаю.

Миша быстро сделал свое дело. У Воронова от третьей рюмки затуманилось в глазах.

— Так что же, товарищ, или как вас величать, барышня, — едем на Урал, что ли, — говорил он уже отяжелевшим языком.

— Едемте, едемте. Покажу вам наш Союз, понравится. Англичанину, что можно, рассказывайте, но помните, за запретное никуда. А то разговор будет короток и француз ваш не поможет. А так едемте, едемте. Мне все равно, кто поедет. Только чтобы все было в порядке.

Бернье не понравилось это полупьяное лепетание.

— Ну как, вы решаете ехать? — спросил он, полуоборачиваясь к Тане.

— Да, конечно, отчего же? Я уверена, что полажу с ним. Правда, господин Воронов, мы с вами поладим? — спросила она, смеясь, по-русски.

— У нас «господин» обидное слово. Зовите меня или товарищ, или Иван Иванович.

— Хорошо, хорошо, Иван Иванович. Я-то в России ничего запретного не сделаю. Помните, что я для вас вроде как иностранка, да и паспорт у меня не советский.

II ОТЪЕЗД

— Конечно, я бы очень хотел, м-ль Дикова, чтобы вы поехали в Россию переводчицей при Паркере. Вы для дела можете оказаться полезнее, чем кто-либо другой, — говорил Бернье Тане, отвозя ее домой в своем нарядном автомобиле.

— Только мне не нравятся эти типы. Приходится и с ними иметь дело, но в общем они отвратны. Лангу ни в чем нельзя верить. А этот Воронов? Тоже субъект, сразу напился. Почему мы были все трезвые, а у него язык заплетался? Он вас может поставить в неловкое положение.

— А потом, милая, вы знаете, мне будет без нас скучно, очень скучно, — продолжал Бернье, осторожно беря Таню за руку.

Таня это хорошо знала, но она не позволяла своему хозяину даже делать намеки и сейчас же освободила свою руку и, чуть отодвинувшись от него, сказала, смеясь:

— Нет, я не боюсь Воронова как человека, но вы должны мне обещать, что если советская власть начнет делать мне неприятности, как русской беженке, вы употребите свои самые высокие связи, чтобы вернуть меня во Францию. А о скуке забудьте. Я ведь только ваша секретарша и всегда останусь ею. У вас есть семья… и потом…

— Что, что потом? — оживился француз.

— Потом, потом… — запнулась Таня.

Она хотела сказать, что он богатый француз, а она бедная русская, но удержалась.

— Потом, потом, еще много впереди А теперь надо работать. Я еду, если вы мне обещаете то, что я прошу. И знаете, пока я езжу, лучше задержите этого Ланга здесь. У вас найдется сколько угодно предлогов.