Синее золото

Поднявшись над прозрачной крышкой, он оглядел цельно­металлическую конструкцию матово-зеленого оттенка. С по­верхности ее было не увидеть именно благодаря цвету. Опу­стившись на купол, Остин осторожно всмотрелся через него.

Внизу переплетались трубы и какие-то механизмы. Работ­ники в белых халатах сновали по хорошо освещенным отсе­кам. Озадаченный, Курт попробовал свести факты воедино и понять назначение механизмов. Так ни до чего и не додумав­шись, он отцепил от пояса подводную видеокамеру и снял происходящее под куполом. Удовлетворенный результатом, поднялся над диском и хотел уже взять панорамный кадр, как вдруг заметил краем глаза какое-то движение.

Замерев, он следил, как спускается но рельсу описанный Завалой герметичный лифт. Вот аппарат вошел в круглое от­верстие — оно открылось на ближайшей к скале стороне дис­ка. Остин снова включил камеру, но тут его отвлек Завала.

—    Дуй назад! Температура начинает зашкаливать!

Если Завала торопит, значит, дело серьезное.

—    Плыву! — ответил Остин.

Молотя воду мощными ногами, он быстро возвращался к батискафу. Завала не ошибся: температура воды и правда рос­ла. Потея, Остин поклялся больше никогда не варить лобстеров.

—    Быстрей! — поторапливал Завала. — Температура уже зашкалила!

Заметив во мгле маяк «Броуга», Остин зажег свой маячок на компенсаторе плавучести. Батискаф начал подниматься на­встречу. Температура росла. Усевшись в кормовом сиденье «Броуга», Остин наскоро пристегнулся, и Завала ударил по газам. Пропеллеры взвыли, неся «Броуг» к выходу из лагуны.

—          Курт, что-то не так! — пролаял в микрофон Завала. — Они подняли тревогу!

Секунду спустя раздался приглушенный хлопок. Обернувшись, Остин увидел, как подводная база превратилась в ог­ненный цветок. Все живое внутри моментально погибло. По опорам-проводникам перегретый газ устремился на фабри­ку. К счастью, было воскресенье — на суше никто не погиб. «Броугу» повезло меньше — ударной волной его закрутило и понесло. Хуже всех пришлось Остину. Его как будто лягнул гигантский невидимый мул. Ремни не выдержали, и Курта выбросило из сиденья. Он завертелся, чуть не запутавшись в переплетении кислородных шлангов. Лететь ему дальше, и может, он остановился бы где-нибудь посреди Тихого океа­на, если бы не сеть. Повезло — удар пришелся на ноги. Вре­зался бы Остин головой — сломал бы шею. Спружинив, сеть отбросила его назад, как ремень рогатки — камушек. Прямо на батискаф.

Колпак сорвало. Подлодка летела на Курта, и казалось, столкновения не избежать. Обхватив руками колени, Остин приготовился. Видимо, на роду ему написано погибнуть сегод­ня, как жуку, — на лобовом стекле автомобиля. В последний миг батискаф подпрыгнул вверх, лишь вскользь задев Остина поплавком. Плечо ожгло болью. Ударные волны от последую­щих взрывов затормозили Курта и швырнули вслед за «Броугом». Окончательно порвав сеть, тот беспрепятственно ухо­дил из лагуны.

Инстинктивно схватившись за регулятор, Остин закусил загубник и набрал полные легкие воздуха. Хорошо, регуля­тор еще работает. Стекло маски пошло трещинами — в том месте, где по ней хлестнуло шлангом. Ну, слава богу, не в ли­цо! Сняв бесполезную маску, Остин принял вертикальное по­ложение и осмотрелся.

Да, надо скорей на поверхность, но без Завалы уходить нельзя. Надо поискать его еще раз. Остин медленно оглядел­ся. Без маски перед глазами все расплывалось... хотя нет, вон там мелькнуло пурпурное пятнышко. Метнувшись к нему, Остин нашел наконец Завалу. Тот плавал в нескольких фу­тах над дном, изо рта у него вырывались пузырьки.

Сунув, не глядя, ему в рот загубник, Остин отстегнул свин­цовый пояс. Сила воли, на которой он действовал, почти ис­сякла; мозг накрыло яростной черной волной. Тогда Курт вру­бил подачу воздуха в компенсатор плавучести. Но тут послы­шался новый взрыв, и Остин потерял сознание.

ГЛАВА 10

Пол стоял в дверях хижины непод­вижно, словно тотемный столб. Последние четыре часа он слушал и всматривался во тьму. Все его чувства были напряжены до предела, готовые уловить малейшее изменение в ритме ночи. День ушел, и свет рожда­ли только редкие тлеющие костры, на которых туземцы гото­вили пищу. Вот последние селяне, подобно печальным при­зракам, разошлись по лачужкам, и деревня погрузилась в ти­шину. Лишь плакал где-то приглушенно ребенок. Какое же все-таки это нездоровое место. Пол и Гаме словно оказались в зачумленной деревне.

Голландец выгнал семью из хижины, ближайшей к его собственной. Широким жестом, подражая швейцару у две­рей «Ритца», он пригласил войти Траутов. Сквозь неплотные соломенные стены проникали тонкие лучики света и совсем чуть-чуть воздуха. Полы в хижине были земляные, на опо­рах висели гамаки; мебель состояла из пары грубых стульев и разделочной доски из пеньков. Впрочем, не духота беспо­коила Пола. Его не покидало чувство, что они с Гаме угоди­ли в ловушку.

Пол наморщил нос; этот жест он унаследовал от отца, рыба­ка с Кейп-Кода. Бывало, выйдет отец в предрассветных сумер­ках на пирс и принюхается, точно старый пес. А потом скажет: