– Пребывая в Маркианополе, мужи узнали, достойный, что татьбу учинили помимо твоей воли и с целью наживы. Захваченный в наших землях народ наместник диоцеза Фракия Хильбудий держит в заточении вблизи морского пристанища Одес и ждет лодей, которые должны вести тех несчастных для продажи на недосягаемых для твоего глаза рынках. Вот почему антское посольство возложило на меня обязанность заявить тебе: или же захваченный народ наш будет немедленно возвращен в родные земли, а учиненные за Дунаем опустошения оплачены солидами, или же между антами и Византией будут распри и сеча.
Князь не мог понять почему, однако сразу почувствовал явное облегчение. Словно бы на родной берег вышел и с жадностью вдохнул свежий воздух. Все-таки высказал императору византийцев то, что должен был высказать. Теперь оставалось дождаться ответа Юстиниана.
– Империя жестоко покарает того, – услышал наконец Волот его голос, – жестоко, говорю, покарает того, кто решился нарушить мир между нашими землями, и сделает все возможное, чтобы жить с антами в мире и согласии. О мерах своих уведомлю завтра, в это самое время.
На этом разговор с императором завершился. На следующий день князя приняли в Августионе, но уже другие. Извинились от имени своего повелителя и сказали: это эдикт василевса на неприкосновенность послов, это – дары послам и князю Добриту. А есть еще повеление императора выделить государственных людей, которые приедут в Маркианополь и там, на месте, решат судьбу взятых в плен антов. Виновных за вооруженное вторжение, как говорилось уже, ждет суровая кара, а о возмещении убытков и о возобновлении договора между землями вынесет решение отдельное посольство, которое будет вскоре послано к князю Добриту императором Юстинианом.
Лучшего завершения взятого на себя дела нельзя было и ожидать. Во-первых, князь мог теперь свободно передвигаться по земле ромейской и никого не бояться, а во-вторых, вон какую победу одержал над Хильбудием. Если отыщет с помощью присланных императором послов тиверских пленников, взятых под Одесом, и заставит Хильбудия возвратить их, тем не только спасет людей своих от рабства и позора, но и нанесет Хильбудию удар, от которого тот не поднимется. В этом не приходится сомневаться!
Хильбудий все-таки недосмотрел, что не все анты из задержанных послов на месте. То ли был уверен, что они никуда не денутся, то ли не до них было. Куда-то пропал князь Волот, и не на день – чуть ли не на две седмицы. Когда же возвратился и сказал, что все могут отправляться в Константинополь, анты сами отказались от этого предложения.
Озадачило ли его это или возмутило – трудно было понять. Наверное, просто не поверил.
– Имеем разрешение императора, – показал ему Идарич привезенный князем Волотом эдикт о неприкосновенности послов. – Будем здесь, если разрешит гостеприимный хозяин, ожидать посланных по нашему делу людей из Константинополя.
Хильбудий молча взял в руки императорское повеление и так же молча возвратил его.
– Выходит, виделись уже с василевсом?
– Да. Император пообещал прислать сюда, в Маркианополь, своих послов, с ними и доведем наше дело до конца.
Хильбудий снова молча посмотрел на антского посла, но возразить не посмел.
– Воля ваша, – сказал примирительно. – Ждите.
Они и ждали. Ни словом, ни делом не выказывали своих намерений, как и своего торжества. А дождались послов из Константинополя, были удивлены не меньше, чем перед этим наместник диоцеза Фракия. Не так он прост, как думали: пока ездили в Константинополь, пока ждали императорских людей, Хильбудий вывез из Одеса свидетелей своей татьбы и даже следа не оставил от них. Куда вывез, пойди узнай теперь: или спрятал в горах, или вывез лодьями на далекие ромейские торги.
– У вас есть пленные, – не сдавался Идарич. – Императорские послы могут собственными глазами увидеть и убедиться, какой разбой учинен в Тиверской земле.
Но ромеи не внимали его словам, как в Маркианополе, когда слушали князя Волота в Августионе. Только то и делали, что показывали на пустые сооружения при одесском пристанище и твердили: к князю Добриту будут направлены послы, они поступят по справедливости.
Возвращаться в Маркианополь не хотелось. Всем надеждам положен конец. Оставалось сесть в лодью и плыть к своей земле. Но уходить ни с чем было нельзя. Волот встретился глазами с Хильбудием и почувствовал, как он злобно торжествует. Неприкрыто злобно. А это подтверждение: они враги отныне и до смертного одра.
– Где девушка? – поинтересовался Волот у кормчего.
– Там, в лодье. Дрожит, бедная, боится и на свет показаться.
Не сказал: позови, – сам пошел к Миловиде:
– Борич уже уехал отсюда?
– Говорил, будет еще здесь.
– Может, поищешь?
– Я боюсь, княже…
– У тебя есть вольная, чего бояться? Да и не одна пойдешь, с моими воинами.
Волот видел: идет и оглядывается. Когда уже выходила из лодьи, обернулась и спросила:
– А как же Божейко?
– Потом, как возвратишься, скажу. – Не захотел князь тревожить девушку преждевременно.