Мы сформулировали этот вопрос не для того, чтобы сразу же, здесь и теперь предложить однозначный ответ на него. Такого ответа у нас нет, более того, мы полагаем, что он в принципе и невозможен. Мы сформулировали этот вопрос с целью обратить внимание, что само понятие «гражданское общество» релятивно, ценностно нагружено, и не может быть определено как таковое без четкого указания на тот конкретный социокультурныи и исторический контекст, в котором оно обсуждается.
Далее, помимо римской трактовки гражданства, существует еще и грекославянское понимание гражданственности, основанное «прежде всего на внеличностных, а потому в значительной степени формальных основаниях увязывания с определенным местом проживания — polis восходит к корню со значением «твердыня», «утес», город — огороженное, защищенное место».
Такое понимание гражданина и гражданственности, естественно, ведет к пониманию гражданского общества как общности, солидарности людей, сплачиваемых необходимостью противостояния внешней угрозе варваров, завоевателей-кочевников и т.д. Общность оказывается тем самым замкнутой, самоидентифицируясь и самоподтверждаясь на основе жесткой дихотомии «свой-чужой». Процесс самозамыкания может получить свое продолжение и новое качество самоорганизации, когда «дихотомия «свой-чужой» превращается в дихотомию «свой-враг». Будет ли общество, сплоченное на такой основе, иметь право называться гражданским — это, конечно, все тот же «нелинейный вопрос». Но то, что это общество, в той или иной степени, становится авторитарным, иерархически организованным по структуре власти, — вполне очевидно. В данном случае мы выходим уже на вопросы государственности, авторитета, власти, ее источников. Не имея возможности здесь их подробно рассматривать, отметим лишь, что синергетический подход в принципе уходит от всякого рода «схем, жестко и однозначно противопоставляющих государство и гражданское общество», от противопоставления внешнего и внутреннего, управления «по вертикали» и коммуникации «по горизонтали».
Синергетический подход имеет дело с паттернами положительных и отрицательных обратных связей, коммуникативными циклами, гештальтами, завершенность или незавершенность которых определяет специфику функционирования и развития систем. Тем самым мы с необходимостью уходим от установки на фиксацию различий и противопоставлений той или иной социальной системы, общественной организации и человека, фокусируя внимание на круговой взаимосвязи гражданина и города, как она возникает в контексте формирования активной нелинейной коммуникативной среды. В данном случае город в качестве центра социальной самоорганизации и коммуникации в их политико-правовом и культово-религиозном измерениях, закольцован на возникающий в этом процессе особый тип личности, характеризуемой такими качествами как открытость, диалогичность, суверенность, уважение к праву и свободе, как своей собственной, так и других сограждан. Этот перечень можно дополнить и по-разному сформулировать. Но я бы хотел замкнуть дискурс личности, порождающей гражданское общество и личности, порождаемой этим обществом, еще одним сюжетом из гуманистической психологии, точнее, психологии самоактуализирующейся личности А.Маслоу как психологии конвергентной и коэволюционной синергетике [89].
У нас в стране Маслоу стал известен сравнительно недавно и главным образом в связи с его концепцией иерархии человеческих потребностей. Но это лишь часть намеченной им грандиозной программы исследования эволюционных возможностей человека и его творческого потенциала как возможностей саморазвития, самопознания, самоактуализации. «Человечество, — писал Маслоу в своей последней книге «Дальние пределы человеческой психики», вышедшей в начале 70-х годов, — достигло такой точки биологического развития, когда оно ответственно за свою эволюцию. Мы стали самоэволюционерами. А эволюция предполагает отбор, выбор и принятие решений, а следовательно — раздачу оценок».