Синеухий эльф Скотина

— Младшего Горыныча, Германа, помнишь его, зеленый в синюю крапинку? — в шахте завалило. Своим телом, как Атлант, удерживал громаду земли, пока шахтеры выбирались, а потом не выдержал, ножки подогнулись у малыша и завалило его. О нем по телевизору и не сказали потом, всю славу себе начальнички забрали, которые, видите ли, «вовремя организовали эвакуацию»…

— Живут-то как? Как живут?

— Лукерьи Пятничны внук, даром что гремлин, свою автослесарню открыл. Дак местные на него наехали, отмутузили, а потом перышко под ребрышко загнали…

— Вот оно что… — прошептал синеухий эльф и растерянно провел пальцем по ушам. Уши отозвались тревожно. Иногда Скотине казалось, что его уши умеют предсказывать будущее.

Баба Яга вдруг посмотрела на него совершенно пьяными глазами и, запустив руки в шевелюру свалявшихся жирных волос, истошно завопила:

— Я пытался уйти от любви, я брал острую бритву и правил себя!

Слова в песне были незнакомые, но эльф Скотина все-таки подпевал, стараясь угадать следующее слово. Однако Бабка, выдав еще пару странных строчек, заклевала носом и рухнула лицом прямо в тарелку с салатом. Горошек раскидало по всему столу. Скотина задумчиво подбирал горошины ловкими серыми пальчиками и клал на язык. Было очень вкусно. Отражение Скотины в зеркале, что висело напротив печки, сидело на скамеечке и, нахмурившись, перебирало струны пузатой желтой гитары. Саму гитару Скотина разбил в пьяном угаре четыре месяца назад.

Перцовка кончилась. Скотине стало тоскливо, и он, шатаясь, подошел к зеркалу. Подвинул к себе табуретку и попытался сесть, но чуть-чуть промахнулся и опустился на пол, да так и замер, спиной упершись в табуретку.

— Ну че глядишь-то? — трезвым голосом спросило отражение, не поднимая глаз. Кончики синих ушей подрагивали и расстроено звенели.

— Плохо мне, — признался Скотина. — Душу дерет чего-то.

— Будто не знаешь — чего, — усмехнулось отражение.

— Знаю, — кивнул Скотина. — И чего делать-то?

— А ты это… — отражение ухмыльнулось. — На платную стоянку сгоняй. За ступой. Все равно никто не заметит. А ты это… покатаешься, развеешься.

* * *

Бука сидел на подоконнике в квартире тети Ады и меланхолично смотрел на небо. Изредка где-то внизу фырчали автомобили, подмигивали фарами. Бледные звезды устало катились по небесному своду. Бука засовывал в свою роскошную черную бороду лапку с острыми ноготками и доставал мухомор за мухомором. Жевал и плевался грибным жмыхом на дорогу. Филя приподнялся на своей кровати и тихо позвал:

— Бука… Букочка!

— Ну че тебе?

— А почему ты меня сегодня не пугаешь?

— Забодало, — лаконично ответил Бука и демонстративно зачавкал мухомором.

— Бука…

— Ну че опять?

— Мне скучно…

— А мне типа весело! — рассердился Бука.

Какая-то тень мельтешила в небе, заслоняя звезды. Бука насторожился, почесал волдырь на левой ноге. Тень приблизилась, налилась объемом и превратилась в ступу, из которой высовывались уши эльфа Скотины. Из ступы остро и привлекательно тянуло перцовкой.

— Ужо нажрался… — пробурчал Бука.

— Давай со мной, — предложил Скотина. — Ударим по обывателю невинным пьяным дебошем! — Он подпрыгнул в ступе и погрозил кулаком небу.

— Выпить-то че есть?

— А как же! В гастроном слетал, затарился.

Бука подумал и прыгнул в ступу. Ступа тут же умчалась в небо. Филя скинул с себя одеяло, подбежал к окну и закричал изо всех сил:

— Бука, вернись! А то я маме пожалуюсь, что ты меня пугаешь, и она тебя погонит!

* * *

Волшебным нескончаемым потоком лилась в луженые сказочные глотки насыщенная алкоголем жидкость.

— Понимаешь, Бука, то, что я испытываю в последнее время, называется неудовлетворенностью жизнью и полнейшим диссонансом с окружающей средой.

— Че? Ты не филонь, наливай давай.

— Отношение со стороны людей меня беспокоит — вот чего! Они же нас, сказочных, разумными существами не считают. Восстать нам надо, показать, что нельзя о нас ноги вытирать.

Бука выпил сразу из двух рюмок. Глаза у него стали осоловелые. Правый глаз надулся и почти выпал из глазницы. Эльф ткнул в него пальцем, чтоб вернуть на место; Бука кивнул с благодарностью.

— Так что скажешь, Бука?

Бука горько вздохнул и вдруг затараторил:

— Мы ведь как есть рабы, слуги человеческие, Скотинушка, нам на роду написано людям волшебство даровать, пусть им и не нужно уже волшебство. Нету у нас иного выбора, Скотинушка, не восстанем мы, не сможем, и все енто потому…

Он не успел договорить. На огромной скорости ступа врезалась в столб и с высоты грохнулась на твердый асфальт. Пьяные в стельку Скотина и Бука выползли из перевернутой ступы и уткнулись носами в пыльные ботинки.

— Порядки нарушаем?! — прогремел сверху грозный голос. Злые полицейские руки схватили пьяных сказочных существ за шкирки и кинули на заднее сидение милицейской девятки.

Примерно через час Скотина и Бука сидели в «обезьяннике». Было сыро и пахло табаком. Скотина, схватившись ручками за решетку, кричал:

— Я требую адвоката! Требую адвоката! Вы попираете мои конституционные права!

Бука стрельнул у забившегося в темный угол бомжа окурок, прикурил, меланхолично поглядывая на суетящегося эльфа.