Sing For Me, Cry For Me

Отныне и навсегда

С этой минуты моя жизнь начнётся заново,

С этой минуты ты - мой единственный.

Моё место рядом с тобой, я принадлежу тебе

Отныне и навсегда.

С этой минуты ты - моё благословение

Я живу только ради твоего счастья

И за твою любовь я отдам свой последний вздох

Отныне и навсегда.

Я вручаю тебе свою руку вместе с моим сердцем,

Я не могу дождаться, когда мы с тобой сможем жить вместе

Ты и я никогда не расстанемся,

Мои мечты стали явью благодаря тебе.

С этой минуты и до конца моих дней

Я буду любить тебя, обещаю.

Нет ничего, чтобы я не смог тебе дать

Отныне и навсегда.

Благодаря тебе я поверил в любовь,

Ты ниспослан мне свыше в ответ на мои молитвы.

Кроме нас двоих нам никто больше не нужен,

Мои мечты стали явью благодаря тебе.

С этой минуты и до конца моих дней

Я буду любить тебя, обещаю.

Нет ничего, что бы я не мог тебе дать

Отныне и навсегда.

Я буду любить тебя до конца моих дней,

Отныне и навсегда.

И когда песня отзвучала, прежде, чем Люциус смог понять, что собственно произошло, его уже захватила в плен и затопила волна счастья и любви, идущая от Гарри, а всё тело завибрировало, когда он увидел улыбку Гарри и почувствовал мягкие губы, прижавшиеся в поцелуе к его собственным.

* * *

Гарри смотрел на него своими смеющимися, цвета летней сочной травы, глазами:

- Люциус, я верю тебе. В противном случае, как я полагаю, я бы просто не смог петь. Но есть одна вещь, которую ты должен знать. Есть кое-что, в чём ты ошибаешься. Ты вовсе не слабый, Люциус. И никогда таким не будешь. Пока ты можешь откровенно признавать свою слабость, ты остаешься самым сильным человеком из всех, кого я знаю. Поскольку только очень сильный человек может продемонстрировать свою слабость, и эта слабость в ответ делает его только сильнее. Настоящий слабак тот, кто не может даже самому себе признаться в своей слабости. Твоя слабость - это твоя сила. Признавая это, ты становишься только сильнее. Ты держишь под контролем свои эмоции и они переполняют тебя.

- Гарри?

- Шшш, пока не забыл… Есть ещё один вопрос, не дающий мне покоя уже довольно давно. После того, как ты изнасиловал меня, я не мог выносить прикосновений Гермионы, точно так же, как не мог выносить твои прикосновения несколько минут назад, когда думал, что ты не любишь меня и собираешься причинить мне боль. Неужели причина была в самой Гермионе? Я имею в виду, она сделала мне очень больно спустя несколько дней. Мог ли я почувствовать её предательство заранее? Поскольку прикосновения Рона меня не ранили.

- Полагаю, твои подозрения имеют под собой реальную почву. Ты должен был стать более чувствительным. Сразу же после того, как я заявил на тебя свои права, - правда, несколько насильственным образом, - ты подсознательно принялся искать того, кто мог обеспечить тебе комфорт и оказать необходимую помощь. Более того, ты также стал разборчивее относиться к разделению людей на друзей и врагов. Вот почему я беру на себя смелость предположить, что прикосновения Гермионы травмировали тебя из-за того, что эти новые, только что пробудившиеся в тебе чувства пытались предупредить о её к тебе не слишком-то дружелюбном настрое. И когда ты подумал, что я не люблю тебя, это сразу же нашло отклик в твоей душе. Думая так, ты убивал её, а, следовательно, убивал и самого себя. Но как только я признался, и, надеюсь, тем самым успокоил все твои сомнения, что люблю тебя; что нет ничего, что заставило бы меня разлюбить тебя; как только ты сам позволил себе поверить в то, что это правда; что я не лгу тебе; что я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль, - твоя душа тут же вновь воспряла к жизни, а голос обрёл прежнюю силу. И не смей никогда больше так меня пугать. Разве я однажды уже не просил тебя больше не выкидывать никаких подобных трюков?

- Прости. Но, Люциус, ты даже представить себе не можешь, что я тогда почувствовал. Я всё никак не мог выбросить из головы картинку, где ты и твоя жена вместе. Это я должен был тогда идти под руку с тобой, а не какая-то блондинистая сучка.

Люциус рассмеялся.

- Не смей надо мной смеяться. Это правда. Я - твоя вторая половина. Это обо мне говорилось в твоём пророчестве. Я - тот, чьё сердце поёт для тебя; я - тот, кто плачет для тебя; и, проклятие, Люциус, я - тот, чьё тело, сердце и душу ты взял себе силой; и теперь, когда я узнал наконец всю истину, я - тот, кто жаждет вручить тебе всё это добровольно. Когда я увидел вас вдвоём, тогда, в Альпах, мне показалось, что я умру прямо там, не сходя с места. Я чувствовал как весь мой мир, все мои надежды и мечты, рассыпаются прахом. Я задыхался. Мне нужно было сбежать как можно дальше от вас двоих. И никогда больше тебя не видеть. А когда я прочёл книгу, то подумал, что потерял даже намного больше, чем мне представлялось сначала; а потом я увидел твои глаза, и они сожгли меня дотла, и я упал. Я был уверен, что умру, и я даже радовался этой мысли, поскольку тогда бы я уже никогда больше не смог увидеть перед своим внутренним взором эту ужасную картину.