Сингапурская история: из «третьего мира» – в «первый»

Кайфу впервые порвал с этой традицией во время своей памятной речи в Сингапуре в мае 1990 года. Он выразил «искреннее раскаяние в совершенных японцами действиях, которые причинили невыносимые страдания и горе столь многим людям в Азиатско-Тихоокеанском регионе… Японский народ полон решимости никогда больше не повторить действия, имевшие такие трагические последствия…» Он говорил искренне, его речь отличалась реализмом, и ему не хватило совсем немного, чтобы принести извинения за совершенные преступления.

Я обратил внимание Кайфу на различия между немцами и японцами по отношению к военному прошлому. Когда немецкие промышленники и банкиры давали мне свои резюме, в них обязательно упоминалось об их участии в военных кампаниях в Сталинграде или Бельгии, где они были захвачены в качестве пленных русскими, американцами или англичанами, упоминалось звание, которое они имели и медали, которыми их наградили. В японских резюме период с 1937 года по 1945 год не упоминался, будто этих лет вовсе не существовало. Это указывало на то, что японцы не хотели говорить об этом. Не удивительно, что между японцами и людьми, с которыми они имели дело, опустился занавес, способствовавший росту недоверия и подозрений. Я высказал предположение, что японцам следовало бы изучить немецкий опыт преподавания истории молодому поколению с тем, чтобы не повторять те же ошибки. Кайфу сказал, что мои слова подействовали на него ободряюще, и заметил, что Япония постепенно менялась. Он сказал, что он был первым послевоенным премьер-министром Японии, не имевшим военного прошлого. В 1945 году он все еще был молодым студентом, в 60-ых годах – участвовал в процессе демократизации. Кайфу пообещал изучить вопрос о преподавании истории Второй мировой войны японской молодежи, и о внесении изменений в школьные учебники. Но он не занимал свой пост достаточно долго для того, чтобы выполнить эту задачу, – его сменил Киичи Миядзава (Kiichi Miyazawa).

Миядзава был невысоким, энергичным человеком, его круглое лицо имело проницательное выражение, а широкие брови нахмуривались, когда он обдумывал ответ на вопрос. Прежде чем высказать осторожное и хорошо обдуманное мнение по какому-либо вопросу, он плотно сжимал губы. Он поразил меня тем, что являлся скорее ученым, нежели политиком. Миядзава мог бы вполне стать профессором Университета Тодай, который он закончил, если бы избрал академическую карьеру. Вместо этого он стал чиновником министерства финансов.

В 1991 году средства массовой информации процитировали мое высказывание, в котором я сравнил разрешение перевооружить японские вооруженные силы для участия в миротворческой операции ООН в Камбодже с тем, чтобы «давать шоколадный ликер алкоголику». Во время обеда, проходившего вскоре после того, как Миядзава занял должность премьер-министра, на который я был приглашен вместе с лидерами ЛДП, он спросил меня, что я имел в виду. Я ответил, что изменить японскую культуру было нелегко. Японцы имели глубоко укоренившуюся привычку достигать совершенства и пределов возможного во всем, чем бы они ни занимались, будь-то составление букетов, изготовление мечей или ведение войны. Я не верил, что Япония была в состоянии повторить то, что она совершила в 1931–1945 годах, потому что теперь Китай обладал ядерным оружием. Тем не менее, если Япония действительно хотела играть на международной арене важную роль в качестве постоянного члена Совета Безопасности ООН, то ее соседи должны были чувствовать, что в качестве миротворческой силы она являлась надежной, заслуживающей доверия страной. Миядзава спросил, не являлось ли выраженное Кайфу «раскаяние» достаточным для этого. Я сказал, что это было хорошим началом, но этого было недостаточно, – необходимо было принести извинения. В своей первой речи в парламенте в качестве премьер-министра в январе 1992 года Миядзава выразил свое сердечное раскаяние и сожаление «по поводу невыносимых страданий и горя, пережитых народами Азиатско-Тихоокеанского региона». В отличие от Накасонэ, который был «ястребом», Миядзава был «голубем». Он всегда поддерживал союз между Японией и США и выступал против перевооружения вооруженных сил страны. Он свободно говорил по-английски, у него был значительный словарный запас, что облегчало откровенный обмен мнениями. Он всегда быстро высказывал свои возражения по поводу того, с чем был не согласен, но делал это неизменно вежливо. Мы были с ним добрыми друзьями за много лет до того, как он стал премьер-министром.