Сингэ сабур (Камень терпения)

В комнату заходит еще один. На его голове тоже повязан тюрбан, скрывающий пол-лица. Длинная шерстяная накидка, пату, подчеркивает его худощавую долговязую фигуру. Изумленный тем, что видит здесь женщину, он приседает рядом со своим подельником, который спрашивает у него: «Чего тебе?» Тот пожирает женщину взглядом: «Хххор…рошо, пррек…ратили огонь!» Это подросток-заика, у него еще ломается голос.

— И надолго теперь?

— Ннн… не знаю! — отвечает тот, все еще не в силах оторвать глаз от женщины.

«Ну и ладно, топай на пост! Ночью здесь станем всем лагерем».

Юноша не возражает. Все еще неотрывно глядя на женщину, он просит «Сссси… гарету», которую второй бросает ему, чтобы побыстрее отделаться. И, совсем обнажив свое бородатое лицо, закуривает сам.

Прежде чем выйти за дверь, мальчуган бросает последний обалдевший взгляд на женщину и нехотя исчезает в коридоре.

Женщина сидит там же, где была. Она следит за каждым движением мужчины с опаской, которую пытается скрыть. «Тебе тут не страшно одной?» — спрашивает мужчина, выдыхая дым. Она пожимает плечами. «Разве у меня есть выбор?» Сделав глубокую затяжку, мужчина осведомляется: «Что ж, о тебе и позаботиться некому?» Женщина бросает взгляд на зеленую занавеску.

— Нет, я вдовая!

— А за кого ты?

— Думаю, за ваших.

Мужчина не уточняет дальше. Затягиваясь еще глубже, он продолжает:

— А дети у тебя есть?

— Да. Двое… две девочки.

— Где они?

— У моей тети.

— А ты-то сама зачем здесь?

— Чтоб работать. На жизнь-то зарабатывать надо, двоих детей кормлю.

— И что ж у тебя тут за работа?

Женщина смотрит ему прямо в глаза и наносит удар:

— В поте лица зарабатываю я хлеб свой.

— Чего? — смутившись, не понимает он.

Женщина отвечает голосом, в котором нет и тени стыдливости:

— Я продаю свое тело.

— Что еще за гадство?

— Я продаю свою плоть, как вы продаете вашу кровь.

— Чего ты такое несешь?

— Я продаю свое тело, чтобы доставлять удовольствие мужчинам!

Тот, подпрыгнув от ярости, разражается проклятиями: « Аллах, Аль-Рахман! Аль-Мумин! Охрани меня!»

— От кого это?

Изо рта мужчины, все еще заклинающего своего Бога, непроизвольно струится сигаретный дым: «Во имя Аллаха!», он изгоняет дьявола, «охрани меня от Нечистого!», проглатывает чудовищную затяжку дыма, которая выдыхается обратно вместе с гневным вопросом:

— Да как тебе не стыдно такое говорить?!

— Такое говорить или такое творить?

— Да ты мусульманка или нет?!

— Я мусульманка.

— Тебя побьют камнями! В геенне огненной живьем гореть будешь!

Он встает и принимается нараспев декламировать длинный стих из Корана. Женщина по-прежнему сидит. Она смотрит на него насмешливо. Вызывающе, оценивающим взглядом — с головы до ног, с ног до головы. А у него текут слюни. Сигаретный дым оседает на исступленно вздыбившейся бороде, туманит черноту глаз. Мрачный, он подходит ближе. И, наставив на женщину автомат, ревет: «Я пристрелю тебя, сука!» Дуло упирается прямо ей в живот. «Я разнесу твою тухлую плоть! Грязная шлюха! Сатана!» Он плюет ей в лицо. Женщина не двигается. Она словно дразнит мужчину. Бесстрастная, она, кажется, не против, чтобы он выстрелил.

Мужчина скрипит зубами, пронзительно орет и уходит из дома.

Женщина невозмутимо сидит до тех пор, пока его шаги не слышатся во дворе, там он окликает напарника: «Эй, отваливаем отсюда. Этот дом нечестивый!», пока не стихают их шаги, бегущие по размокшей от грязи улице.

Она закрывает глаза, вздыхает, выдыхает продымленный воздух, который так долго держала у себя в легких. На сухих губах вырисовывается торжествующая улыбка. Долгим взглядом посмотрев на зеленую занавеску, она разминает затекшее тело и идет к мужу. «Прости меня! — шепчет она. — Мне пришлось так им сказать, а то он изнасиловал бы меня». Ее трясет от язвительного смеха. «Для таких мужиков, как он, поиметь, изнасиловать шлюху — никакой не подвиг. Сунуть свою вонючую палку в дыру, до него уже послужившую многим сотни раз, — от такого мужской спеси не прибавится. Или не так, мой сингэ сабур? Так, и кому, как не тебе, об этом знать. Мужики вроде него боятся шлюх. И знаешь почему? А я сейчас тебе скажу, мой сингэ сабур: трахая шлюху, вы теряете власть над собственным телом. Вы просто участвуете в обмене. Вы даете ей денег, она вам — удовольствие. И могу тебе сказать — частенько бывает так, что это она оказывается выше вас. Это она вас имеет». Женщина успокаивается. Продолжает негромко: «Ведь изнасиловать шлюху — это не насилие. Не то что украсть невинность у девушки, лишить чести женщину! Вот ваши принципы!» Прервавшись, она долго молчит, давая времени течь себе неторопливо — чтобы ее муж, если он, как она думает, способен на это, — смог поразмыслить над ее словами.