«Прости!.. Это… это впервые я так с тобой разговариваю… мне стыдно. Я правда не знаю, откуда во мне все это. Раньше я никогда ни о чем таком и не думала. Поверь. Никогда!» Проходит несколько минут, и она опять говорит: «Даже если я видела, что кончаешь только ты, ты один, без меня, это меня совсем не обижало. Наоборот, я этому радовалась. Я говорила себе, что такова наша природа. В этом различие между нами. Для вас, мужчин, радость жизни — в наслажденье, а для нас, женщин, — в веселом угожденье. Это меня удовлетворяло. А уж мне можно самой, одной доставить себе удовольствие, если себя… трогать». Ее губа кровоточит. Ее безымянный палец стирает кровь, потом это место облизывает язык. «Однажды ночью ты застукал меня. Ты спал. А я, лежа к тебе спиной, ласкала себя. Ты проснулся от моего прерывистого дыхания. Вскочив в постели, ты спросил, чем это я занимаюсь. Разгорячившись, я вся дрожала… И пришлось тебе сказать, что у меня температура. Ты поверил. И все-таки отправил спать в другую комнату, к детям. Вот сволочь!» Из страха или стыда она умолкает. Появившийся на щеках багрянец понемножку спускается к шее. Взгляд прячется за ресницы, которые смыкаются мечтательно.
Она легко встает. «Ладно, мне надо идти. Дети и тетя, наверное, беспокоятся!»
Прежде чем уйти, она наполняет сладко-соленой водой кружку капельницы, прикрывает мужа, надевает чадру и, заперев двери, исчезает на улице.
Комната, дом, сад, все, затягиваясь туманом, скрывается под его серой и мрачной мантией.
Ничего не происходит. Ничто не шелохнется, кроме паучихи, которая уже несколько мгновений ждет среди гнилых потолочных балок. Вялая. Квелая. Сделав небольшой круг по стене, возвращается к своей паутине.
Снаружи:
Временами стреляют.
Временами молятся.
Временами — тишина.
В сумерках кто-то стучит в дверь, ведущую в коридор.
Ничей голос не приглашает его войти.
Стучит настойчиво.
Ничья рука не отворяет ему.
Вот его уже нет.
Ночь приходит и уходит. Она уносит с собой тучи и туман.
Снова солнце. Женщина опять в комнате, она вошла вместе с его лучами.
Обшарив комнату взглядом, она вынимает из сумки новую кружку для капельницы и новый флакон с глазными каплями. Сразу идет отдернуть зеленую занавеску, чтобы взглянуть на мужа. Его глаза полуоткрыты. Она вынимает у него изо рта трубку, кладет ее подальше от него и закапывает ему в глаза. Одну, две; одну, две. Потом выходит из комнаты, возвращается, неся в руках пластмассовый тазик с водой, полотенце и одежду. Она моет мужа, меняет ему белье, устраивает поудобнее.
Аккуратно засучив ему рукав, она сперва обмывает подмышку, куда вставляет катетер, настраивает капельницу, потом выходит, унося все отходы, которым не место в этой комнате.
Слышно, как она стирает белье. Развешивает его на солнцепеке. И возвращается со щеткой. Она подметает ковер, чистит матрасы…
Она еще не закончила, как вдруг кто-то стучит в дверь. Окруженная пыльной тучей, она приоткрывает. «Кто там?» Опять бессловесный силуэт мальчугана, закутанного в
Сперва ничего не слышно, царит тишина, потом мало-помалу шепот… и наконец несколько приглушенных стонов. Снова тишина. Некоторое время. Потом открывается дверь. Слышны убегающие шаги.
А женщина отправляется в душевую, подмывается и спокойно возвращается в комнату. Заканчивает уборку, потом опять выходит.
Ее шаги цокают по кафелю кухни, откуда доносится нарастающий гул газовой плиты, чье звонкое гудение понемногу заполняет весь дом.
Приготовив себе завтрак, она приходит в комнату, чтобы съесть его здесь, прямо из сковороды.
Она тиха и свежа.