Сингулярность

– Да, – он взял со стола стакан с глинтвейном и с удовольствием сделал большой глоток. – Арсений Владимирович Лесовский. Вы учились в школе ФСБ по моим методичкам. Аутотренинг, самоконтроль и управление организмом, манипулятивные методики ну и прочие полезные в вашей работе вещи.

– Профессор Лесовский! – Татьяна склонила голову в непроизвольном жесте уважения. – Боже, извините. Я вас не узнала.

– Немудрено. Ведь вы меня ни разу не видели, – улыбнулся он и умолк, глядя на пляшущие по березовым поленьям языки огня.

Они сидели молча, несколько минут рассматривая разгоревшееся от легкого ветерка пламя.

– Когда-то, лет пятьдесят назад, в КГБ был создан специальный отдел, – тихо, будто разговаривая сам с собой, сказал профессор. – Туда подбирались люди с особыми способностями. Кандидаты отбирались с детства через сложную систему поиска и отбора среди участников школьных олимпиад. Фильтровались тысячи кандидатов, чтобы найти единицы действительно талантливых ребят.

– И что вы искали?

– В середине семидесятых из Штатов пришли данные, что ЦРУ создало секретную группу, состоящую из экстрасенсов. И будто бы они, находясь за тысячи миль, могли считывать с мозгов наших ученых самые сокровенные секреты. Чушь полная. Ничего у них тогда не получилось, только в психушках пациентов прибавилось. Но несмотря на коммунистическую идеологию, отрицающую все сверхъестественное, тогдашнее руководство Комитета решило не отставать и тоже начало работать в этом направлении. Десять лет они мучились сами и мучили кандидатов с выдающимся потенциалом всякими бесовскими штучками. Но дальше гипноза дело не продвинулись. Зато с гипнотическим воздействием все шло довольно неплохо. Десяток выпускников, владеющих этим искусством, оказались очень эффективными в середине восьмидесятых и начале девяностых. Правда, не все из них после развала СССР остались в Конторе. Многие решили поработать на себя и стали очень состоятельными людьми и влиятельными политиками. Был в этой десятке и я.

– Вы владеете гипнозом? – осторожно, словно опасаясь нарушить ход воспоминаний профессора, спросила Татьяна.

– Немного. Но у меня несколько другая специализация, – он отхлебнул глинтвейна и одобрительно покивал головой. – Ниночка молодец. Всегда к специям добавляет несколько ягод можжевельника. Это придает напитку особую терпкость... Когда меня пригласили в спецотдел, я был подающим надежды аспирантом. Тогда я работал над темой общего информационного пространства Земли и его влиянием на массовое сознание. В результате своих, так сказать, трудов я пришел к выводу, что должна существовать некая структура, более сложная и глубинная, чем хорошо известная и на тот момент изученная совокупность прессы, телевидения, радио, искусства во всех его проявлениях. Интернета тогда ведь не было. Эта предполагаемая мной фундаментальная структура по аналогии с физикой должна была иметь волновую природу и, как любая физическая сила, оказывать влияние на окружающий нас мир, в том числе и на сознание человека. Так я вышел на теорию фундаментального информационного поля, хранящего отпечаток всего, что когда-либо случалось в материальном мире. В то время такая ересь считалась грубым посягательством на принципы материализма. Мою диссертацию заблокировали, а меня чуть не выгнали из аспирантуры. Но тут появились ребята Управления Т* (*Управление научно-технической разведки КГБ СССР), которые, оказывается, плотно вели меня все это время. Они и перетащили меня в спецотдел. Их особенно интересовал кусок моей теории, утверждавший, что между информационным полем и человеком существует обратная связь. Наш мозг при определенных обстоятельствах может оказывать обратное воздействие на поле и способен его изменить, а значит, повлиять на сознание остальных людей, взаимодействующих с ним.

– Это невероятно.

– Нет здесь ничего невероятного, – профессор повернулся к столу и наполнил две чашки пахнущим чабрецом и малиной чаем. – Попробуйте. Это поможет нашему разговору.

– Что там? – подозрительно посмотрев на чай, спросила Татьяна.