Семью Гюнтера нашли на следующий день. В момент схода лавины они спускались на автомобиле по серпантину, ведущему в поселок. Их накрыло прямо на дороге. Навалившаяся сверху масса снега сорвала машину со склона и протащила вниз метров сто двадцать, беспощадно крутя и швыряя о камни. Но погибли они не от травм и сотрясений. Они погибли внутри искореженной машины от удушья под пятнадцатиметровым слоем плотного снега.
— Ты меня извини, Джейн, но я ни хрена в этом не понимаю. Я не долбаный географ.
— Геофизик.
— Да… Не геофизик или кто там у вас еще этим всем занимается, — глава Министерства национальной безопасности США, не скрывая раздражения, положил на стол несколько листов, заполненных диаграммами и графиками. — Ты можешь нормальным языком объяснить, что происходит?
— Да, Рон. Но это займет немного времени, — помощник президента США по науке Джейн Хайден бросила на собеседника вопросительный взгляд.
Бэйтс взглянул на часы и нахмурился.
— Ладно. Со всем этим все равно надо будет разбираться, но все же постарайся уложиться в минут в десять.
— Тогда слушай, — Хайден достала из плоского кейса небольшой тонкий планшет. — Шесть дней назад сейсмостанции по всей планете начали фиксировать регулярные волнообразные всплески сейсмической активности. Резко возросло количество землетрясений и извержений. При этом ничего серьезного не произошло. Землетрясения в районах повышенной сейсмической активности не превышали 4–5 магнитуд, в более стабильных зонах 2–3. Вулканы вели себя несколько активнее, но тоже ничего трагического — 5–6 баллов по шкале извержений, и то только в районе «огненного пояса», идущего по восточной части евро-азиатского шельфа.
— Так в чем же дело? — глава МНБ снова взял доклад со стола и непонимающим взглядом посмотрел на графики. — Что тебя беспокоит? Йеллоустон? Разлом Сан-Андреас? Или что там у нас еще Господь припас для того, чтобы наказать Америку за ее грехи.
— Активность Йеллоустона не превышает критических параметров. На Сан-Андреас было четыре небольших землетрясения. Ученые говорят, что это даже хорошо, потому что позволило плавно сбросить литосферное напряжение. Дело в самом факте резкого усиления сейсмической активности по всей планете, которое мы не можем пока объяснить. Есть еще один непонятный момент.
— Хорошо… Вернее, плохо. Все эти извержения, землетрясения, смещения полюсов… Но чем это угрожает нам? И что мы можем сделать, чтобы минимизировать риски?
— Шесть дней назад произошло еще одно явление, — Хайден снова взглянула в планшет. — Мощная вспышка на солнце.
— Знаю. Мне из
— Это так. Но интересен сам факт: начало сейсмической активности совпало со вспышкой. Узконаправленный протуберанец солнечной короны был выброшен точно в сторону Земли и не задел нас только потому, что за два дня планета уже ушла по орбите из его зоны.
— И?
— Конкретные выводы пока делать рано. Надо продолжить наблюдения, составить модели.
— Значит, и риски не определены. Тогда о чем разговор?
— Связать напрямую все эти явления у нас пока не получается, но такая сейсмическая активность может иметь искусственное происхождение.
— А вот это уже кое-что, — оживился Бэйтс. — Русские? Опять играются с литосферным оружием.
— К сожалению, эта тема для нас, гражданских, закрыта. Я изложила некоторые настораживающие факты. Дальше вам лучше поискать ответы в Пентагоне.
— Поищу, конечно, — глава МНБ сделал пометку в своем ежедневнике и глянул на часы. — Спасибо за информацию, Джейн. Все это, действительно, странно. Собери-ка ты ученых, и не только
Когда дверь за Хайден закрылась, Рональд Бэйтс еще некоторое время рассеянно смотрел на ее доклад, оставшийся лежать на столе, потом встряхнулся и отправил министру обороны короткое сообщение: «Напомни мне статус оценки рисков разработки русскими литосферного оружия».
В свои 32 года Майкл Монтини добился много, но главным достижением в жизни он считал не две престижные международные премии в области теоретической физики и математики, не мировое признание его таланта, не уважение и даже легкую зависть коллег. Главным было то, что всего этого он добился сам, без помощи своего отца — влиятельного итальянского политика, владевшего, помимо всего прочего, обширным бизнесом по переработке молока, и имевшего свои интересы по всей Европе.