— Знают. И нашу совместную операцию санкционировали именно они, — ответил на вопрос Драгин. — Скажу даже больше: ввиду чрезвычайной сложности и секретности операции мы получили добро на использование всех доступных ресурсов двух государств для того, чтобы она завершилась успешно. Поэтому, доктор Ривье, вы как добропорядочный гражданин Франции просто обязаны оказать полное содействие в том, что нам предстоит сделать.
— У меня есть выбор? — тихо проговорил Ник, стараясь не встречаться глазами с русским.
— Нет, — вместо коллеги ответил Тьери и положил перед ученым на стол листок бумаги. — А теперь взгляните на это.
Чуть повернувшись к свету, чтобы в полутемном каминном зале лучше разобрать написанное, Ник быстро пробежал глазами по строчкам формул под простенькими схемами и поднял на Тьери полные ужаса глаза.
— Это невозможно… — побледнев, выдохнул он.
— Возможно, доктор Ривье, — скупо улыбнувшись, сказал Драгин. — И мы в России это уже делали.
Хмурый и мрачный, как туча, Президент расхаживал по небольшой гостиной, то и дело бросая взгляды на Бэйтса, который сидел в кресле у журнального столика в напряженной позе.
— Ты видел, что затеяли эти твари? — резко обернувшись, бросил он, сделав размашистый жест в сторону большого панорамного окна, выходившего на просторную подсвеченную теплым светом ламп лужайку. — Они, мать твою, решили уничтожить Европу! И, самое главное, они забыли меня об этом поставить в известность! Ничего… Я им покажу, кто пока еще Президент Америки!
— Босс, не истери, а то, глядя на тебя, я сам уже начинаю дергаться, — как можно более уверенным тоном сказал глава МНБ. — В том, что говорит Тэйкли, есть определенный смысл. И в этом пункте из цэрэушного устава тоже есть смысл. Ты, если что, чист и был не в курсе.
— Если что — что? — зло прошипел Президент. — Если они разрушат пол-Европы, которая до сих пор считается нашим союзником? Если погибнут сотни тысяч или даже миллионы гражданских? Это что, по их мнению, справедливая расплата за то, что из-за нашей собственной тупости европейцы постепенно отдаляются от нас и сближаются с Россией?
— Тэйкли типичный неокон*
— Меня он смущает! Меня! — повысил голос почти до крика Президент.
— Только не надо кричать, а то охрана набежит, — Бэйтс потянулся к стакану виски и сделал небольшой глоток.
— Хорошо, хоть охрана здесь из старых. А то после разговора с Тэйкли, этим, мать его, серым кардиналом, в Белом Доме я уже ни в чем не уверен. Я поэтому и пригласил тебя сюда, в загородную резиденцию, — Президент бухнулся в кресло и взял свой бокал. — Ладно, давай подумаем, как из этого дерьма выгребаться. Теперь, когда я все знаю, ответственность лежит на мне.
— Сначала надо ответить на главный вопрос. Принимая во внимание сегодняшнюю ситуацию и аргументы, приведенные Тэйкли, ты считаешь допустимым разрушение Западной Европы?
— Нет, — энергично замотал головой Президент. — Я на себя такой грех не возьму ни перед Господом, ни перед американским народом.
— Хорошо. Отсюда и будем плясать, — Бэйтс откинулся на спинку кресла и продолжил: — Давай посмотрим, какие у нас есть варианты. Первый и самый очевидный — отдать приказ Тэйкли остановить операцию на коллайдере.
— Это не вариант. Ты видел его глаза, когда он говорил. Это глаза коршуна, пикирующего на добычу. Он верит в то, что делает, и считает это благом для Америки. Его не смущают ни разрушенные города, ни загубленные жизни людей, ни ужасные глобальные последствия, которые могут наступить после катастрофы. Его не смущает даже то, что мы тоже можем пострадать. Для него главное — сам процесс охоты и ее кульминация — удачно проведенная операция. А там будь что будет. Я вообще думаю, что он все это затеял из ненависти к человечеству. Он остался один. Сын погиб в Ираке, жена умерла от осложнений после пластической операции, дочь свихнулась от передоза наркотиков и сидит в психушке. Ему за 70, и даже после таблеток шлюхи его уже не интересуют. Жизнь прошла. Что ему терять, кроме воспоминаний? Я, конечно, могу отдать приказ прекратить операцию, и Тэйкли как ее куратор будет обязан его принять. Но я совсем не уверен, что он его выполнит. Он может согласно кивнуть и оставить все как есть. Ведь он планирует войти в историю как спаситель Америки, пусть даже неизвестный.
— Согласен, здесь есть определенный риск, и игнорировать его нельзя. Может, все же связаться с европейцами и попросить отложить эксперимент.