Сингуматор

Всё-таки это была Полина – она умерла. Через пару дней написали статью в газете, где во всём обвинили отца, потому что тот когда-то сидел в тюрьме и отношения с её матерью у них были не самыми лучшими. Каждый день скандалы и рукоприкладство, а мать всё это терпела, потому что боялась оставаться с дочкой вдвоём, без чьей либо помощи. Причина конечно веская, но я винил себя, что не остался. Никаких доказательств причастности отчима не было, поэтому его даже не допрашивала полиция, так как по документам он ей никто.

А ведь мы, перед тем как уснуть, успели немного поговорить. Я признался ей, что у меня никогда так не дрожали ноги от удовольствия, а она сказала, что впервые так старалась. И сама была удивлена тому, как её горло любезно открывало двери. Наверное, опыт глотания шланга при процедуре, называемой ФГДС, дали свои плоды. Это была смешная шутка, подумал я. Отшутившись, она хотела скрыть факт, что набралась опыта из прошлых отношений. Но позже она призналась, что она никогда не была в отношениях. Я конечно же не поверил, ведь уверенности в действиях у неё было предостаточно и девственной плевы не было. Её напрягла эта тема, но она всё-таки дала понять, что хоть парня не было, но секс у неё был. Больше мы не возвращались к этой теме, но Поли попросила никому не рассказывать о случившемся, пусть это будет нашим маленьким секретом пока что. Ну, я парень не из болтливых, тем более дал обещание, правда не знал, зачем это ей. Может быть, это всё женские принципы не спать на первом свидании, и что о ней подумают, но дело в том, что я её знал с детства, правда мы только здоровались и крайне редко общались, но всё же.

Возможно, она уже знала, что будет дальше делать, и взяла с меня обещание, чтобы я по глупости проблем себе не нажил и не винил во всём себя. Мне стало грустно, я написал смс маме, что ухожу на пару дней к другу. Вышел на улицу, сел на автобус и поехал в соседний город. Там жил Вадим, но я направлялся не к нему, я просто убирался из своего города. Мне хотелось ходить по улице и реветь, и чтоб никто из знакомых этого не увидел.

Я пропал на несколько дней, потратив все свои деньги, и даже сдал телефон в ломбард. Жизнь на глазах уходила из меня, я будто примерил костюм трупа, был морально истощён и не спал всё это время. По крайней мере, по своей воле. Бывает алкоголь уже в горле стоит, и думаешь закрыть глаза на минутку, набраться сил, а потом тебя, как сраного пьянчугу, выносят на улицу. Мне самому от себя было противно, слоняясь от одной скамейки к другой, с каким-то дешёвым пойлом в бумажном пакете. И вот я какими-то случайными путями добрался до вокзала, ко мне подвалил бомж стрельнуть сигарету, я угостил его и закурил сам.

– Ты не против, я здесь посижу? – спросил он.

– Валяй, я всё равно сейчас похож на такого как ты. А ведь у меня свой дом, мама, которая ждёт сына, а я торчу тут, потому что не могу по-другому.

– Послушай, сынок, я не буду тебя жизни учить, но если бы у меня была возможность всё исправить, я бы сделал это. Пока есть хоть кто-то, кто тебя ждёт – надежда не потеряна.

Я уже двадцать лет живу на улице в коробке из под холодильника, у меня никого нет, я плохой человек, один раз погорячился и избил жену. Мать с отцом давно мертвы, а из родственников никого в живых не осталось. Есть только жена, которой я сломал несколько рёбер и нос. И оставил напоминание о себе в виде шрама над губой, проклятая тарелка под руку попалась. Думаешь, она меня выгнала? Да нет, я сам не осмелюсь к ней когда-либо подойти. Квартира на меня оформлена, а она живёт там с ребёнком от старого брака, а когда-то я называл его своим. Жизнь такая штука, вроде всё хорошо, а потом бац, и получаешь пощёчину, но всё ещё держишься на ногах, потом снова бац, и так раз за разом. Но каждый следующий раз появляется иммунитет, и уже не так больно, и в какой-то момент ты перестаёшь их боятся. Легко жить, когда не привязан ни к кому, и не будешь предан кем-то близким. Отдаляешься от всех, и для тебя эти люди становятся чужими. Так что пощёчин мне было мало, но потом я пропустил серьёзный удар, и жизнь посадила меня на задницу, – он встаёт с бордюра и показывает свои рваные штаны, где через дырку на жопе виднеется какое-то жалкое подобие трусов.

Он ушёл, а я разрыдался, не из-за его истории, а из-за некоторых слов, вырванных из контекста. Через пару часов закрылся вокзал и люди вышли на площадку, куда подъезжают последние автобусы. Мне было неловко находиться среди людей и я хотел уже уходить, но ко мне подошёл один паренёк и спросил: «не музыкант ли я?». Он знал Вадима и пару раз видел меня с ним, а ещё в том году на отрытом микрофоне смотрел моё выступление. Я сказал, что он обознался, но тот был настойчив и предложил помощь.

– Чувак, тебе нужно в душ и переодеться, и наверное хватит пить, а то от тебя несёт как от винно-водочного завода.

– Не надо, иди своей дорогой, я как-нибудь сам, – сказав это, у меня снова слёзы полились ручьём.