Синяя Борода

— Классический случай: это были грибы, похожие на съедобные, но смертельно ядовитые, а вы единственный к ним не притронулись.

— Наоборот, я съел больше, чем мои родители. Меня спасли индульгенции.

— Не понимаю.

— Я же вам сказал: когда я даю золото моему духовнику, то перевариваю все. Мой отец не одобрял продажу индульгенций. Среди ночи моя мать пожаловалась на боли в желудке: грибы жарились в сливочном масле. Отец, чувствовавший себя немногим лучше, пошел за питьевой содой. Вот только он перепутал: вместо соды взял нитраты, которые использовал для удобрения своих роз. Он дал хорошую дозу нитратов жене, а потом и сам проглотил свою порцию. Через несколько минут весь дом проснулся от взрыва: мои родители лопнули.

— По-настоящему?

— Да. Это было душераздирающее зрелище: куски испанских грандов висели на люстре и на балдахине кровати. Потому-то я и рассчитал всю прислугу. Как прикажете добиться уважения от челяди, которая собирала ошметки ваших родителей?

Сатурнина нахмурилась в задумчивости, а потом воскликнула:

— Я вам не верю! Придумали бы более правдоподобную ложь. Это вы убили родителей!

— Вы с ума сошли! Я их обожал. Как я мог поднять руку на моего благородного отца, на мою святую мать?

— С вас и не такое станется.

— Прекратите ваши фантазии. Вы меня оскорбляете. Я скромно похоронил моих родителей на Шароннском кладбище. Тогда в последний раз я покинул пределы этого дома.

— Постойте, в вашей истории концы с концами не сходятся. Вы же не могли спросить отца, так откуда вы знаете, что он хотел принять питьевую соду?

— При расстройствах пищеварения он полагался только на это средство.

— У вас нет никаких доказательств, что он хотел принять эту соду и что перепутал ее с нитратами.

— Действительно нет. Но это очевидно.

— Вы так думаете?

— Нитраты стояли рядом с содой, в точно такой же банке.

— Странная расстановка.

— Нет. Розы росли на террасе, примыкающей к ванной комнате.

— Полиция занималась этим делом?

— Да. Она вынесла заключение о несварении желудка.

— Вы случайно не купили и у нее индульгенцию?

— Это не тема для шуток. После смерти родителей я решил, что не буду жить, как они. Они много бывали в обществе и без конца принимали гостей. Я этого не мог и не хотел. Мне удалось создать обособленный мир. Моим стремлением было стать яйцом.

— И тут-то вас настигла ваша одержимость женщинами.

— Одержимость — это, пожалуй, преувеличение. Скажем так, яйцу требуется, чтобы его высиживали.

— Ну и метафоры у вас!

— Когда я опубликовал первое объявление, пришли четыре девушки.

— Эти кастинги дали вам ощущение власти, не так ли?

— Я, в сущности, никогда не выбирал. Как и в случае с вами, выбор был очевиден, единственный выбор. Эмелина не была самой красивой из всех — она была единственной и красивой. Позволю себе вам заметить, что в ту пору у меня еще не было нынешней скандальной репутации, что, однако, не помешало женской братии прибежать сюда бегом.

— В меньшем количестве.

— Естественно. Я влюбился в Эмелину, и она в меня. Все мои квартиросъемщицы влюблялись в меня быстрее, чем я произношу эти слова. Кроме вас. Порой я думаю, не потому ли это, что вы бельгийка.

— Честь и хвала моей стране.

— Не ее ли называют «плоским краем»? По-бельгийски плоско, не так ли?

— Это у вас плоские мысли.

— Я думал, что счастье будет вечным. Эмелина была фаготисткой. Фагот никогда не услышишь без других инструментов. Женщины — это оркестр. Можно наслаждаться совместным звучанием очень долго. А потом однажды вдруг решаешь отделить одну исполнительницу. Вслушиваешься — и внезапно различаешь фаготистку, настолько прекраснее всех, что хочется слушать только ее музыку. Даже в симфонии слышишь теперь один лишь фагот. Вскоре скрипки, фортепьяно и голоса начинают звучать для тебя какофонией, и приходится просить фаготистку прийти, чтобы исполнять для тебя вечное соло на дому.

— И вот тут-то вам пришла в голову пагубная мысль о темной комнате?

— Вы упрощаете.

— Как бы то ни было, фотографии — это вздор. Я ни разу не видела, чтобы вы фотографировали.

— Я жду вдохновения.

— Вы вообще не похожи на фотографа. Я наблюдала за вами. Никогда вы не ловите кадр глазами, никогда не молчите перед приглянувшейся картиной. Наоборот, вы говорите, говорите без умолку. Пари держу, что вы в жизни не прикасались к фотоаппарату.

— Ловкая провокация, чтобы я показал вам мои снимки.

— Ни в чем-то вы не сомневаетесь. Я бы обложила налогом самодовольство.

— Да, мысль о темной комнате пришла мне в тот период. Это логично. Холостяку она не нужна. Необходимость возникает, когда готовишься разделить жизнь со своей любовью. Вы, насколько мне известно, никогда не любили, тем более у вас нет опыта совместного проживания в любви. Знайте же, не так это просто.

— Когда в шалаше тридцать комнат, как здесь, наверно, попроще будет, не правда ли?