В довершение всего он был неудачником: куры у него дохли, картошка вырастала с горох, а двери и оконные рамы – он был столяром – вечно выходили косыми. Жена его Рыба Божья нарочно била посуду, чтобы приманить в дом счастье, но это не помогало.
– Дура, – стонал Забей Иваныч. – И девки такие же. Купил за золото, а сдачу дали медяками.
И с ненавистью смотрел на своих маленьких рыжих желвакастых дочерей – их он ненавидел за то, что они были не похожи на старшую – рослую красавицу Маняшу, которую ненавидел за то, что жена прижила ее от соседа-кузнеца.
Но больше, чем начальство, родню и свою тень, он ненавидел Иду Змойро.
После того как Ида спустила его с лестницы, Забей Иваныч на несколько дней утратил дар речи. При виде Иды он только мычал и тряс головой. А потом стал главным ее врагом. Он называл ее шпионкой и шлюхой, а в компании любил рассказать о ней всю правду: Ида уже в детстве была подзаборной, в юности крала кур у соседей, а потом стала злой ведьмой, которая по ночам оборачивается змеей, пьет молоко у коров и ездит в Москву на шлюхин промысел.
– Мы же все понимаем, Забей Иваныч, не дает она тебе, это обидно! – смеялись мужики. – Так ведь если б она тебе дала, ты ведь все равно не поднял бы.
Забей лез в драку.
Но, похоже, больше всего его раздражало Идино высокомерие: она попросту не замечала маленького Однобрюхова.
Он провожал взглядом ее тень, легкую и красивую, и шипел от ярости.
О том что Забей Иваныч умирает, Ида узнала от Бабы Шубы.
Однобрюховская царица позвала ее к себе, и они вместе отправились к умирающему.
О чем они говорили, никто не знает, но домой Ида вернулась бледная и усталая. Когда я к ней поднялся, она сидела за столом – ноги в тазике с горячей водой, в руке рюмка, в другой – сигарета – и тупо смотрела на фотографию, прислоненную к цветочной вазе.
Со снимка улыбалась юная девушка в платочке. Карточка была измята, поцарапана, покрыта пятнами разного цвета, обожжена сверху, а левый угол оторван. О том, что на снимке запечатлена Ида в роли Машеньки, я догадался не сразу.
Я сел рядом с Идой. Она опустила голову на мое плечо.
– Этот гад… – Она запнулась. – У этого гада была тайна. Видишь? Это его тайна. Хранил ее двадцать пять лет, даже жене не показывал…
– Кто хранил?
– Забей Иваныч. – Она всхлипнула. – Двадцать пять лет. Этот гад…