Синяя лилия, лиловая Блу (ЛП)

Блу покачала головой (но это действие было обращено к ней самой, не к нему), удручённая отсутствием собственной памяти. Она отодвинулась от столешницы, пока он стукнулся кулаками с Гэнси и кивнул Мэлори и Ронану. Он прикладывал все усилия, чтобы при прощании держаться небрежно, хотя ощущал себя обвинённым в сокрытии невысказанной тайны. Вместе они прошли к входной двери и вниз по тёмной улице туда, где была припаркована его машина, на обочине позади великолепной Камаро.

Здесь было прохладно и тихо, сухие листья шумели вместе, как кто-то, утихомиривающий толпу.

— Я не помню... — начала Блу, но замолчала, когда Адам схватил её за руку и притянул ближе.

— Кто из нас, Блу?

— Эй, не надо!... — Она вырвала руку на свободу, но не отступила назад.

— Кто из нас в том списке?

Блу старательно смотрела в даль, остановив взгляд на автомобиле на далёком перекрестке. Она не ответила, но и не обиделась на него, заверив, что он был не прав.

— Блу.

Она не смотрела на него.

Он обошёл её так, что она не смогла уклониться от его глаз.

— Блу, кто из нас?

Её лицо было неузнаваемым, вся веселость с него ушла. Она не плакала. Хотя её глаза были хуже, чем при плаче. Он задался вопросом, как долго она несла эту тайну. Его сердце глухо стучало.

Он понял все верно. Одному из них полагается умереть.

«Я не хочу умирать, не сейчас...»

— Блу.

Она сказала:

— Ты не сможешь не узнать этого.

— Я должен знать, — настаивал Адам. — Ты не понимаешь? Это и будет милость. Вот о чём я попрошу. Мне нужно знать, чтобы мы могли решить, что попросим, если милость будет только одна.

Она всего лишь выдержала его взгляд.

— Гэнси, — произнёс Адам.

Она закрыла глаза.

Конечно. Конечно, его бы у них забрали.

Его мозг снабдил его изображением: Гэнси корчится на земле, весь в крови, Ронан от горя съёжился рядом. Месяцы назад Энергетический пузырь показал ему это видение, но он не забыл. Как и не забыл то, что в видении это была ошибка Адама.

Его сердце стало могилой.

«Если это твоя ошибка, - думал Адам, - ты можешь это остановить».

Глава 26

Блу проснулась сердитой.

Она не помнила, что видела во сне, только что сон был про маму, и когда она проснулась, то могла бы что-нибудь ударить. Она вспомнила, как навещала Адама однажды днём прошлым летом, и он пнул коробку – вот насколько сердитой она была. Только казалось, пинать что-либо, когда никто вокруг этого не увидит, не стоило.

Она лежала и уговаривала себя вернуться ко сну, но вместо этого злилась только сильнее. Она устала от Персефоны, Кайлы и её матери, удерживающих информацию, потому что Блу – не экстрасенс.

От неспособности мечтать о колледже, потому что она небогата. От неспособности держать Гэнси за руку, потому что они не могут ранить чувства Адама, от неспособности поцеловать Гэнси, потому что она не хочет его убить. Она устала от осознания, что он погибнет, и от страха, что её мама тоже.

Снова и снова она слышала, как Адам угадывал правду: Гэнси.

Она сбросила с себя одеяло, сердито оделась и сердито зашагала в телефонную комнату.

Там сидела Орла, рисуя себе ногти в час ночи.

Блу замерла в дверном проёме, её умысел был написан на лице.

— Что? — произнесла Орла. — Уходи.

Блу не пошевелилась.

— Ох, пожалуйста. Я не собираюсь останавливать тебя. Я только стараюсь удержать тебя от разбитого сердца, но по фигу, иди и делай, — сказала Орла.

Блу прошла в комнату и подняла трубку телефона, снова подозрительно глядя на Орлу. Кузина возвратилась к рисункам крошечной мандалы[31] на ногтях. Она не притворялась, что не слушает, но выглядела так, будто её это не беспокоило.

Блу позвонила Гэнси.

Он снял трубку сразу.

— Я не спал.

— Я знаю, — ответила она. — Забери меня.

***

Было что-то незнакомое в нём, когда он подъехал на Свинье. Что-то лютое в его глазах, какой-то обжигающий холод в его слабой улыбке. Что-то совсем лихорадочное и беспокойное.

Она застала его за улыбкой и заглянула в то, что пряталось за ней.

Это не был Гэнси, которого она видела ранее на кухне; это был Гэнси, которому она тайно звонила по ночам.

Он не спрашивал, куда она хочет поехать. Им не разрешено говорить об этом, поэтому они совсем не разговаривали.

Камаро стоял на тихой ночной улице. Она залезла внутрь и захлопнула дверь.

Гэнси – безрассудный, сумасбродный Гэнси – ударил по газам, как только они отъехали в другой район. Он заставлял машину лететь со свистом от светофора к светофору, и когда достиг пустой трассы, то заставил машину бешено набирать скорость, сжав руку на коробке передач в кулак.

Они ехали на восток, в сторону гор.

Блу включила магнитолу и возилась с музыкой Гэнси, пока не нашла что-то стоящее и не прибавила громкость. Тогда она боролась с окном, чтобы воздух кричал на неё. Для этого было в действительности слишком холодно, но Гэнси, не отрывая глаз от дороги, дотянулся до заднего сидения и перетащил оттуда вперёд своё пальто. Она надела его, задрожав, когда шёлк охладил её голые ноги. Воротник пах Гэнси.

Они не разговаривали.