Читаем Синяя лилия, лиловая Блу полностью

Синяя лилия, лиловая Блу

— Не делай такое лицо, — сказала она. — Я знаю, что ты должен его найти. Я не прошу объяснить почему. Я поняла. Но так как это становится все рискованнее, думал ли ты когда-нибудь остановиться?

Гэнси держал её взгляд, но его глаза были где-то далеко, в задумчивости. Он взвешивал, может быть, цену приключения против бессмертной нужды найти своего короля. Потом он снова сфокусировался.

Он покачал головой.

Она ссутулилась и вздохнула достаточно глубоко, чтобы её губы сложились во что-то типа «блббпххббт».

— Ну, ладно.

— Ты боишься? Вот что ты спрашиваешь?

— Не будь дураком, — ответила она.

— Все нормально, если ты боишься, — сказал Гэнси. — В конце концов, это только моё, и я не ожидаю, что кто-либо ещё...

— Не. Будь. Дураком.

Это было смешно; она даже не знала, убьют ли его поиски Глендовера – любая старая оса могла бы его убить. Она не может сказать ему. Мора была права – так только можно разрушить дни, которые у него остались. Адам тоже был прав. Им нужно найти Глендовера и попросить у него о жизни Гэнси. Но как же она могла знать такую важную штуку о его жизни и не сказать?

— Мы должны возвращаться.

Теперь он вздохнул, но не был не согласен. Часы в Камаро не работали, но время, должно быть, опасно приближалось к утру. Они поменялись местами; Блу снова завернулась в его пальто, подняв ноги на сидение. Когда она одёрнула воротник, чтобы прикрыть рот и нос, то позволила себе представить, что это место было по праву её. Что каким-то образом Адам и Ронан уже знали и нормально к этому отнеслись. Что её губы не несли никакой угрозы. Что Гэнси не собирается умирать, что он не собирается уезжать в Йель или Принстон, а значение имело только то, что он дал ей своё пшеничное пальто с мятой на воротнике.

Когда они вернулись в центр города, то заметили блестящий автомобиль, без сомнения, принадлежащий воронёнку, стоявший на обочине дороги. В свете фонарей он был мерцающий и астрономический.

Уродливое чувство реальности снова толкнуло Блу.

— Что за...? — произнёс Гэнси.

— Один из ваших, — ответила Блу.

Гэнси притормозил рядом и попросил жестом Блу открыть окно.

Не менее астрономический и мерцающий темноволосый парень сидел за рулем в той машине.

— Ты девчонка, — озадаченно сказал ей парень.

— Двадцать баллов! — напряжённо ответила Блу. — Чёрт, даю тридцать, потому что уже поздно, и я щедрая.

— Ченг. Что происходит? — поинтересовался Гэнси, наклонившись вперед, чтобы видеть через неё. Его голос тут же изменился на голос воронёнка, из-за которого внезапно Блу стала раздосадованной тем, что её увидели в машине с ним. Будто её гнев, что был ранее, должным образом не был погашен, и сейчас, чтобы возродиться, ему только хватило осознания, что она – девушка в машине аглионбайского принца.

Генри Ченг выпрыгнул из своего автомобиля, чтобы облокотиться на пассажирское окно. Блу стало отчетливо неприятно быть в такой близости от его острых скул.

Он сказал:

— Я не знаю. Она остановилась.

— Остановилась как? — спросил Гэнси.

Генри ответил:

— Она зашумела. Я затормозил. Машина, казалось, разозлилась. Не знаю. Я не хочу умирать. У меня впереди целая жизнь. Ты понимаешь что-нибудь в машинах?

— Не в электрических. Какого рода шум, говоришь, появился?

— Тот, что я не хочу слышать снова. Я не могу её сломать. Я сломал последнюю, и отец вышел из себя.

— Хочешь, чтобы я подвез тебя обратно?

— Нет, я хочу твой телефон. Мой сдох, а я не могу идти по дороге пешком, а то меня изнасилуют местные. — Генри упёрся коленями в бок Камаро и сказал: — Чувак, вот как это происходит. Американские мускулы слышны далеко отсюда. Я не очень хорош со всей этой англо-саксонской фигней[32]. Ты, с другой стороны, чемпион... Только я думаю, в этом ты отстал. Полагается зависать с девчонками днём, а с мальчишками - ночью. В любом случае, так обычно говорит моя бабушка.

Было что-то ужасное во всей этой беседе. Блу не могла решить, это из-за того, что беседа не зависела от неё, или из-за того, что она происходила между двумя чрезвычайно богатыми парнями, или потому что это было конкретное напоминание о нарушении одного из её самых важных правил (держаться подальше от аглионбайских парней). Она чувствовала себя обычным, пыльным аксессуаром. Или хуже. Она просто чувствовала себя... плохо.

Она молча передала Генри телефон Гэнси.

Когда тот вернулся к своему блестящему космическому кораблю, чтобы сделать звонок, она обратилась к Гэнси:

— Я не люблю, когда твой голос звучит так.

— Как?

Она знала, что так говорить плохо, но губы сами произнесли:

— Твой фальшивый голос.

— Прошу прощения?

— Тот, который ты используешь с ними, — продолжала она. — С другими аглионбайскими ублюдками.

— Генри нормальный, — отмахнулся Гэнси.

— О, да ладно, «изнасилованный местными»?

— Это была шутка.

— Ха ха ха. Ха. Ха. Ха. Это шутка, когда кто-то вроде него такое говорит, потому что ему не стоит на самом деле беспокоиться об этом. Так типично.