У маленького городка под названием Килморан было множество лиц, и все они казались мисс Кэмерон исключительно прекрасными. Весной вода в заливе становилась ярко-синей, на полях паслись ягнята, а в палисадниках у коттеджей плясали на ветру головки нарциссов. Летом появлялись туристы: они приезжали целыми семьями, разбивали на берегу палатки, купались на мелководье. У волнолома открывался киоск, где продавали мороженое, старик из местных жителей катал ребятишек на ослике. Где-то в середине сентября сезон заканчивался, туристы разъезжались, летние домики запирали на зиму — их окна, закрытые ставнями, слепо таращились через залив на холмы дальнего берега. На полях гудели комбайны, с деревьев осыпались листья, бурные осенние приливы поднимались чуть ли не до забора, ограждавшего сад мисс Кэмерон. С севера прилетали дикие гуси — их возвращение знаменовало приход зимы.
В глубине души мисс Кэмерон считала зиму самым лучшим временем года. Дом ее выходил на юг, на залив, и хотя она частенько просыпалась по утрам в полной темноте под завывание ветра и мелкую дробь дождя, выдавались и другие дни, тихие и безоблачные, когда она лежала в постели и наблюдала за тем, как красное солнце медленно выплывает из-за горизонта, заливая ее спальню розоватым светом. Солнце блестело на медных столбиках кровати, отражалось в зеркале, стоявшем на туалетном столике.
Сегодня, двадцать четвертого декабря, выдалось как раз такое утро. Канун Рождества. Она была одна и завтрашний день тоже собиралась провести в одиночестве. Это ее нисколько не пугало. Дом составит ей компанию. Мисс Кэмерон встала и подошла закрыть окно. На далеких холмах Ламмермура белым одеялом лежал снег; чайка села на ограду сада и с криком терзала клювом дохлую рыбину. Потом расправила крылья и поднялась в воздух. Рассветные луни коснулись ее белого оперения, в мгновение ока превратив обыкновенную чайку в волшебную розовую птицу, — при виде такой красоты сердце мисс Кэмерон учащенно забилось от удовольствия и восторга. Она провожала чайку глазами, пока та не скрылась из виду, а потом сунула ноги в тапочки и спустилась вниз вскипятить чайник.
Мисс Кэмерон было пятьдесят восемь лет. Пятьдесят шесть из них она прожила в Эдинбурге в высоком холодном доме с окнами, выходящими на север, в котором родилась и выросла. Она была единственным ребенком в семье и весьма поздним, так что к ее двадцати годам родители были уже на пороге старости. Из-за этого уехать из дома и зажить собственной жизнью для нее было не просто сложно, а почти невозможно, но все-таки она нашла компромисс: поступила в университет, но в местный, и продолжала жить с семьей, а после этого нашла работу учительницы, опять же в местной школе. Когда ей исполнилось тридцать, родители состарились настолько, что и речи быть не могло о том, чтобы отделиться от них, ведь, в конце концов, эти старики, — с изумлением думала мисс Кэмерон, — когда-то подарили ей жизнь.
Когда мисс Кэмерон было сорок, у ее матери, и до того не отличавшейся крепким здоровьем, случился небольшой сердечный приступ; обессиленная, она около месяца пролежала в кровати, а затем скончалась. После похорон мисс Кэмерон вместе с отцом вернулась в их большой мрачный дом. Отец поднялся наверх и угрюмо уселся у камина, а она пошла на кухню заварить ему чаю. Кухня располагалась в нижнем этаже, и на окне были решетки — от грабителей. Дожидаясь пока закипит чайник, мисс Кэмерон смотрела через решетку на их маленький садик с каменистой почвой. Она пыталась высаживать там герани, но они быстро умирали, и сейчас за окном торчал лишь клок настырного кипрея. Решетки придавали кухне сходство с тюрьмой. Раньше эта мысль никогда не приходила ей в голову, но сейчас она поняла, что именно так и обстоят дела: она в тюрьме, и ей из нее не выбраться.
Отец прожил еще пятнадцать лет, и она продолжала работать учительницей, пока его можно было оставлять одного. Когда с ним понадобилось находиться неотлучно, даже днем, она покорно уволилась с работы, которая не приносила ей особенного удовольствия, но, по крайней мере, давала некоторое удовлетворение, и засела дома, полностью посвятив себя отцу. Она располагала собственным доходом, совсем небольшим, и думала, что у отца денег тоже в обрез, — столь скудную сумму он выделял на домашнее хозяйство, так экономно расходовал уголь и электричество, так редко позволял себе хотя бы скромные развлечения.
У него была старенькая машина, которой мисс Кэмерон выучилась управлять, и в теплые дни она, бывало, усаживала отца на переднее сиденье, где он возвышался, напоминая гробовщика в своем сером костюме и черной шляпе, и они отправлялись к морю, или куда-нибудь за город, или в парк Холируд, где отец спотыкающимся шагом совершал небольшую прогулку, а то добирались до поросших травой склонов Артурова трона и усаживались на солнышке. Однако потом цены на бензин резко подскочили и, не посоветовавшись с дочерью, мистер Кэмерон продал машину, а ее денег не хватало на то, чтобы купить другую.