Француженки рассказали, что видели несколько растений конопли. В перспективе из неё можно было делать пеньку. Когда по описанию выяснилось, что многие уже встречали растение, но не опознали, Пётр Алтуфьев попросил приносить в лагерь по одному характерному растению каждого вновь обнаруженного вида для гербария и быстрейшего распространения знаний.
К изготовлению ножей приступили немедленно. Правда, не все. Часть колонистов отсутствовала в лагере. Некоторым поселенцам жаль было использовать время хорошей погоды на работу, которую можно делать в дождь. Кто-то просто хотел сначала посмотреть на результаты чужих трудов. Женщины, летевшие с мужьями, просто отдали свой металл главе семьи. Примерно половина женщин мужей не имела, и многие из них сразу стали подыскивать подходящего умельца. Лишь шесть женщин захотели делать нож самостоятельно. Конечно, дамы, сразу приступившие к поиску умельцев, не могли хорошо знать таланты избранников и руководствовались, в основном, личной симпатией. Видимо, действовал принцип, что проще всего познакомиться с понравившимся мужчиной – обратиться к нему за помощью.
Корейцы повертели в руках металлические полоски.
– Хён, зачем это? – спросила Чен-Сук.
– Не знаю. Давай посмотрим, что остальные будут делать. Хён подошел к Максиму и показал ему свою полоску. Бортинженер в ответ показал ему собственный промышленный складень и сказал «нож». Слово кореец не разобрал, но идею понял.
– Они предлагают сделать из них ножи, – сказал он жене. – Так что попробую сделать из наших с тобой полосок.
– Значит, они думают, что мы застряли здесь надолго?
– Похоже на то. Сибирь большая, спасатели могут долго не появиться. Чен-Сук повернулась к сидящей рядом женщине.
– Чен-Сук, – сказала кореянка, указывая на себя рукой. Женщина сдвинула брови и помотала головой.
– Чен-Сук, – повторила кореянка медленнее.
– Чеснок? – удивленно спросила женщина.
– Чен-Сук, – еще раз повторила Чен-Сук.
– Чен-Сук, – попыталась воспроизвести женщина. Кореянка, сочтя произношение удовлетворительным, кивнула.
– Мира, – сказала женщина, показывая на себя и глядя на Чен-Сук. Через несколько попыток у Чен-Сук получилось сносно произнести имя. Дальше она попыталась спросить, сколько дней предположительно они будут ждать спасателей. Кореянка написала палочкой на полу сегодняшнюю дату и несколько последующих и нарисовала большой знак вопроса. Мирослава пожала плечами и ткнула палочкой в сегодняшнюю дату. Чен-Сук нарисовала самолет и схематичных человечков, которые в него заходят. Мира внимательно посмотрела на человечков. Затем она позвала еще одну женщину:
– Кореянка пытается что-то спросить, но я не понимаю. Другая женщина посмотрела на рисунок:
– Может быть, она спрашивает, можно ли переночевать в самолете?
– Не знаю. Позвали четвертую женщину. Они долго вглядывались в рисунок и думали, что же он может значить. Чен-Сук рисовала еще какие-то символы, но их никто толком не разобрал. В конце концов, кореянка махнула рукой. Она достала свою маленькую флейту, вышла из шалаша и затянула грустную красивую мелодию.
К вечеру случился скандал. Виктор Попов, рыбак, а в прошлой жизни менеджер мелкооптовой компании, ставший поселенцем вместе с женой и двумя детьми, избил вицей жену и ещё одну женщину. Как выяснилось, глава семьи впал в бешенство из-за религиозных разногласий с дамами. Оказывается, среди пассажиров нашлись двое мужчин и три женщины, считавшие, что переселение на другую планету – это наказание за грехи. Эту простенькую мысль и внушала пострадавшая сектантка жене и детям Виктора. Попов в догмах разбираться не стал, а велел проповеднице отстать от его семьи. Проповедница после каждого внушения отходила, но, как только рыбак от семьи отлучался, каждый раз возвращалась проповедовать. В конце второго дня мужчина сорвался.
– Алла, да ты с ума совсем сошла что ли?! О детях бы подумала! Тоже мне, подругу себе нашла! Не смей больше разговаривать с ней, ты слышишь меня?! Увижу – убью!
– продолжал кричать Виктор на жену уже после того, как отогнал проповедницу.
– Ну, прости, Витя, я не буду больше, – всхлипывая, оправдывалась жена. Одной рукой она потирала ушибленное место, а другой покачивала полугодовалого малыша. Вторая дочка, пяти лет, стояла рядом и, вытаращив глаза, наблюдала разборку.
55– летняя проповедница Саина ушла в свой угол шалаша, где сидели четверо ее сообщников.
– Не ведают, что творят, – сказала она. – Себя он погубит, жену свою погубит, детей погубит. Ой, господи, спаси, сохрани! И все пятеро забубнили вполголоса какую-то молитву.
Глава 3 (День третий)