Синяя веранда

Пот лился градом, жар застилал глаза пеленой. Митя так увлекся, что нарубил больше нужного, и только с повторного оклика отца остановился, непонимающим взглядом обводя все вокруг. От него валил пар. Телогрейка уже давно валялась на пеньке рядом, но все равно было жарко. Вкусно пахло морозом, и Митя присел на поваленный тополь перевести дух.

Пока он рубил дрова, забыв обо всем, наконец совсем рассвело. За полями уже вставало солнце, маленькое зимнее солнце без тепла. Небо, до этого серое, стремительно голубело, стеклянное и высокое.

Где-то неподалеку проснулся дятел, разбуженный человеческим подражанием ему, и тут же сам принялся стучать: «тук-тук-тук». Деревья стояли, словно обшитые белым тюлем, с бахромой свисающими снежными кистями. Зачарованные, далекие от мира людей.

– Смотри, – вполголоса проговорил отец. – Нора чья-то. Бобра, видать…

Митя встал и подошел ближе к реке, заглянул в глубокий лаз. И там, в темноте, кто-то испуганно зашевелился и недовольно засопел. Митя отпрянул и над собой же засмеялся, но тут же замолк, как поперхнулся.

Солнце выплыло в небо, и все вокруг вспыхнуло огнем. Стало больно глазам – и где-то в груди. Запели невидимые птицы. И только они нарушали эту тишину, такую прозрачную и тонкую, такую громкую, что Митя не мог ее не слышать. И в это мгновение Митя понял, что вспомнил. Он видел это всегда, каждое утро он видел этот сон о пробуждении леса. Раньше, он видел это раньше.

Летом, когда косили в полях, и в капельках росы на высокой траве горели зеленые и синие солнечные огоньки. Осенью и весной, когда он был совсем пацаном и они с отцом ходили затемно закидывать удочки и встречали рассвет на реке. Он видел это всегда, но часто не замечал. И сегодня не замечал, пока хмурился своим мыслям, пока молчал и остервенело рубил дерево. А это было рядом. И всегда рядом.

– А ведь это рядом. Всегда, – пробормотал отец.

Он стоял за Митиным плечом и смотрел вдаль, сощурившись. Митя видел, что глаза отца покраснели и тот резко отвернулся. Митя еще раз осмотрелся. Если бы его попросили описать все, что он видит, словами, слова бы пересохли. Чтобы понять это, надо было это увидеть. Теперь главное – не забыть. Митя пообещал себе, что когда-то привезет сюда своего, наверняка городского, сына и покажет это ему. Чтобы и он не забывал.

Обещая это, Митя запрокинул голову и вспомнил, какого цвета глаза его матери. Они голубые. Голубые с темно-серыми крапинками, которые так похожи на эти маленькие облачка в вышине.

* * *

Отец отошел подальше и смотрел теперь на Митю. У его мальчишки на лице была такая гамма чувств, что он снова едва сдержал слезы. Не хватало еще плакать при сыне.

«Ну ничего, главное, Митьке показал все, что хотел. Вон у него какая физиономия, такой с детства не видно было… Хорошо. Заодно и дров нарубили. А газ… Газ проведем как-нибудь. Теперь-то ведь зима…»