Синяя жидкость

Гроб опустили в могилу, все бросили по комку земли, возложили венки и потянулись к выходу. Министр посадил Таню в свою «Чайку», члены коллегии нырнули в «Волги», остальные, соблюдая приличествующую степенность, полезли в автобусы. В один - кто поедет на поминки, в другой - кто уклонился от приглашения. Списки составлялись заранее. Я направился ко второму автобусу. Пусть болтают, что хотят, но пить за то, чтобы земля была ему пухом…

- Есть к вам разговор, Юрий Дмитриевич, - сказал майор, шагавший рядом. - Я отвезу вас домой, по дороге и поговорим.

Я растерялся, и, пока придумывал, как бы отказаться, он аккуратненько провел меня мимо автобуса и так ловко посадил в машину, что я опомнился, только когда уткнулся носом в ветровое стекло. К счастью, машина была без красной полосы, обыкновенная бежевая «Волга», иначе завтра на работе наверняка собирали бы мне на передачу. И больше всех старалась бы, разумеется, Лидия Тимофеевна.

- Мне нужна ваша помощь, - сказал майор, выруливая на дорогу и обгоняя автобусы. - Дело это необычное, специфическое, мотивы преступления, очевидно, очень сложны. Короче говоря, чтобы отыскать убийцу, необходимо знать жертву. В каждой версии надо безошибочно определять, могли ли события разворачиваться именно так, а не иначе. Я прошу вас принять самое активное участие в следствии. С руководством министерства вопрос согласован.

- Ну, коли так… - только и смог я сказать, захлебнувшись острым подозрением, что он просто морочит мне голову. Нашел помощника! А может, я должен сыграть роль подсадной утки или это настолько ловкий ход, что мне нипочем сейчас не догадаться, а когда пойму, будет поздно? Как бы то ни было, я замолчал с открытым ртом, а он, ничуть не смущаясь, продолжал:

- Кстати, вам не приходилось видеть, чтобы кто-либо из ваших знакомых курил американские сигареты «Кэмел»?

- Представьте себе, приходилось, а что?

- Помните пепел в вашей пепельнице? Так вот, он был от сигарет «БТ» и «Кэмел». Что касается «БТ», то их курите вы, курил Гудимов…

- Я курил и «Кэмел» месяц назад, на дне рождения у Гудимова. Угостила какая-то девушка.

- Что можете сказать о ней?

Голос его оставался на удивление спокойным, а я-то думал, что от такого известия он, во всяком случае, возликует. Но вопрос задан, надо отвечать.

Я покачал головой.

- Боюсь, что очень мало.

Я действительно не запомнил ее. На торжестве у Гудимова было много людей, почти все высокого полета - из Совмина, Госплана. Из старых друзей остались только я и двое наших заместителей министра, явно чувствовавших себя не в своей тарелке: ранг остальных был выше. Я слышал удивленные возгласы гостей, привыкших встречаться друг с другом на ответственных совещаниях и вдруг столкнувшихся здесь. И они уже по-новому глядели на хозяина, сумевшего собрать их под одной крышей. Впрочем, удивлялись не все. Некоторые гости молча обменивались рукопожатиями, будто не сомневались, что встретятся здесь. Однако я заметил, что они тут же расходились по разным углам и друг с другом почти не разговаривали.

Впрочем, мне было не до этого. Я ухаживал за Таней. Ухаживал по просьбе ее мужа.

- Старик! - сказал он, дружески стиснув мне плечо. Татьяне будет очень трудно. Она почти никого не знает, к тому же у нее неприятности на работе, до веселья ли сейчас. Постарайся быть почаще возле нее. Ей это поможет.

Признаться, сначала я встретил его просьбу с недоверием. Тогда у меня возникали уже подозрения насчет его замысла. Но, увидев Таню, я убедился, что он прав. Она казалась какой-то потерянной. Хлопотала на кухне, разносила тарелки, накрывала на стол - все это со спокойным, приветливым лицом. И для каждого гостя находилось у нее нужное слово. Но в глубине ее глаз стыла растерянность и тоска. И по временам она на мгновение замирала, будто наталкивалась на невидимую преграду.

Я и сам чувствовал себя неважно, как бедный родственник на барской свадьбе. Представляя меня гостям, Борис говорил только одно: мой старый друг. Для опытных людей большего не требовалось. Женщины мне еще улыбались, но мужчины равнодушно отводили глаза. И меня все сильнее тянуло к Тане, как и ее тянуло ко мне.

Удивительно, но я почти не помню застолья. Какие тосты провозглашались, какие разговоры вели - все изгладилось из памяти. Очевидно, и вспоминать было нечего: застолье всегда одинаково. Но два момента врезались в память: епростые это были ситуации. Первый - тост Теребенько, хозяина одной из оборонных отраслей. Низенький, расплывшийся, с багровой рожей, он был уже здорово пьян, когда, толкнув соседку толстой задницей, встал с рюмкой в руке. И кое-кто из гостей поморщился: Теребенько здесь хорошо знали. Вот у него действительно была рука, и не где-нибудь, а на самом верху: он был женат на племяннице какого-то лидера. И хотя то время давно уже осудили как застойное, Теребенько прочно сидел в министерском кресле.