Синяя звезда

– Странные вещи ты говоришь, Оля. Все-таки я подозреваю, что ты не совсем обычный человек, – в ответ на мою тираду заметил Роман.

– Глупости! – безапелляционно заявила я. – Я как раз и есть самый обычный человек, потому что того, кто не чувствует всего этого, я человеком не считаю.

– Не ожидал от тебя такой категоричности, – фыркнул он. – Кем же тогда?

– А черт его знает, – легкомысленно отозвалась я. – Кем-то другим. Разве обязательно все следует немедленно классифицировать? Разве любое определение хоть чему-нибудь помогает в понимании мира? Я все больше склоняюсь к мысли, что понимать происходящее, исходя из неких существующих или вновь возникающих представлений – дохлый номер. Вспомни, что думали о мире наши предки лет пятьсот назад. И что осталось от их соображений? А теперь попробуй представить, что будут думать о том же самом мире наши потомки лет через пятьсот. Наши представления будут им так же смешны, как нам – представления наших предков, так что зачем напрасно тужиться в попытке что-то понять, не обладая реальными знаниями? Да и потом, знания все время развиваются, и вообще неясно, смогут ли когда-нибудь люди понять, как устроен наш мир. Я в это что-то слабо верю, хотя бы потому, что наши органы чувств ограничены по определению матушкой природой. Видим только часть спектра, слышим не все звуки. Что там за пределами наших органов чувств? Нам дали самый минимум, вот мы и выкручиваемся, как можем, восполняя недостаток знаний разнообразными измышлениями.

– Да, но человечество изобретает массу приборов, чтобы расширить свои возможности в понимании мира, расширении своих познаний, – кажется, Роман был озадачен, но меня несло все дальше и дальше: – Все наши приборы, так или иначе, являются только продолжением наших органов чувств.

– Но ведь хоть что-то человечество узнает в процессе развития науки. Ты совсем разбушевалась, как я погляжу. Биологу быть агностиком как-то даже и неприлично, – Роман засмеялся.

– Плевать я хотела на приличия. Это только мое мнение, мое мироощущение, и оно больше никого не касается. Для меня намного важнее чувствовать, чем знать и тем более понимать, – сердито заметила я. – А звезды?… Помнишь такую смешную гравюру из какой-то средневековой рукописи, где некий монах, добравшийся до края мира, просунул голову сквозь хрустальную сферу, окружающую Землю, и увидел происходящее вокруг? Меня более всего поражает художник и его неутолимое стремление узнать, что же там за хрустальным сводом? Я помню в детстве меня терзала мысль о том, что же там, за пределами нашей расширяющейся, как уверяют нас астрономы, Вселенной?

– Что же это за детство у тебя такое было, – фыркнул Роман, – если тебя посещали подобные мысли? А сейчас тебя они не тревожат? Впрочем, я полагаю, что там ничего и быть не может.

– В последнее время я тоже склонна думать именно таким образом, но моя душа противится этой мысли. Такого не бывает, чтобы там, за самыми дальними пределами, ничего не было! Но думать можно все, что угодно. Мысль человеческая в этом смысле поражает своей способностью иногда проникать в самые глубоко запрятанные природой тайны Вселенной безо всяких приборов. Но особенно меня смешит то, что зачастую оказывается, что она, эта чертова мысль, была права, и остальной толпе ученых, имеющих приборы вместо голов, остается только подтверждать истинность результата, полученного при помощи голой мысли.

– А у тебя никогда не возникало ощущения, – в голосе Романа появились таинственные интонации заговорщика, – что она, эта мысль, не отняла у Вселенной ее очередную тайну, а создала при помощи своей силы, реализовала в этом мире то, что придумала?

– Тоже не исключено, – мне такая идея в голову никогда не приходила, но сразу показалась симпатичной. – Пожалуй, даже очень близко к правде. Чего не существует в мыслях в человеческой голове, того не существует в природе.

– Ох, – вздохнул он, – что-то ты совсем разбушевалась, фея. Чего тебя рассердило? Вроде день сегодня был такой тихий, спокойный и бездельный?

Я рассмеялась:

– Вот именно, поэтому мне оставалось только думать, именно поэтому моя головушка полна печальных мыслей.

– Почему печальных?

– Потому что я никогда не узнаю, как будет устроен мир лет через пятьсот или тысячу, и так далее, вне зависимости от того, отчего он изменится, под влиянием новых знаний или новых мыслей…

Море сочувственно вздохнуло и вспыхнуло. Я ахнула. Роман с интересом заглянул мне в лицо.

– Теперь ты чувствуешь себя не просто водой, а светящейся?

Я с трудом перевела дыхание, перехваченное от сильного воздействия происходящего, и вздохнула:

– С этим светом во мне происходит что-то странное. В последнее время мне начинает казаться, что он во мне как будто включается… Как будто у меня внутри загорается или пытается разгореться невидимая звезда. То есть я-то ее отчетливо вижу, вижу ее свет, распространяющийся из меня во всех подробностях.