Синичка в небе

Вступление оказалось своеобразным, но я кивнула. К моему удивлению, идти оказалось выше, чем дальше: мы направились в подъезд соседнего недостроенного дома. Предупреждая беспокойство о безопасности Ванька уверил меня, что рабочие уже устанавливают двери в квартирах, то есть все почти готово и моей голове ничто не угрожает.

У него с собой был фонарик, при свете которого мы и поднимались наверх.

— Что будет, если нас поймают? — спросила я Ваньку.

— Никто нас не поймает, — отмахнулся тот.

— И ты думаешь, что отделался? Я ведь такая доверчивая! Хоть расскажи тогда, ради чего рискуем.

Поверженный моим нетерпением. Ванька вынужден был подчиниться:

— Какой у моего отца самый странный заскок? — спросил он.

— Растения? — предположила я наиболее очевидное.

— Именно. Одним из его требований при строительстве последнего дома из комплекса был зимний сад под крышей. Растений там пока нет. но сквозь стеклянные стены с высоты вид исключительный.

Звучало очень романтично, и риск я посчитала оправданным. К седьмому этажу ноги загудели, и пришлось взять передышку. Ванька даже пошутил о халтуре на йоге, за что получил ощутимый тычок под ребра. Когда мы добрались до будущей оранжереи, гордо именованной зимним садом, я дышала как марафонец после дистанции. Но стеклянные стены высотой в этаж того стоили.

Помещение оказалось большим, холодным и вопиюще пустым. Я не представляла, сколько цветочков нужно, чтобы заполнить столько пространства и предположила, что Николай Давыдович представлял это место чем-то вроде персонального чуда света.

— Там просвет в тучах и видно кусочек звездного неба, — ткнула я пальцем в стекло. Туда, где извечная питерская непогода дала сбой.

— Здорово, — улыбнулся Ванька и прижался губами к моему затылку.

Тем днем я много думала о его решении. Пришла к выводу, что если споры бесполезны, то выбора у меня нет: остается только ждать. В смысле, я понимала, что меня об этом не просили, но, казалось, конкурента Ваньке было попросту не отыскать. Я была настолько влюблена и ослеплена, что и мыслей ни о каком другом человек не допускала. Сомнение было всего одно: нужна ли моя навязчивая верность самому Ваньке? Получить ответ на поставленный вопрос было страшно. Уверяла себя, что это неважно, что ожидание и вынужденно одиночество выглядят одинаково, что это мой и только мой выбор…

— То, что было в лифте, еще в силе? — сбил с мысли Ванька, теснее прижимаясь к моей спине. Я даже уперлась ладонью в стекло, чтобы удержать равновесие.

— Да, — выдохнула.

Звучало очень романтично, и риск я посчитала оправданным. К седьмому этажу ноги загудели, и пришлось взять передышку. Ванька даже пошутил о халтуре на йоге, за что получил ощутимый тычок под ребра. Когда мы добрались до будущей оранжереи, гордо именованной зимним садом, я дышала как марафонец после дистанции. Но стеклянные стены высотой в этаж того стоили.

Помещение оказалось большим, холодным и вопиюще пустым. Я не представляла, сколько цветочков нужно, чтобы заполнить такое пространствло и предположила, что Николай Давыдович представлял это место чем-то вроде персонального чуда света.

— Там просвет в тучах и видно кусочек звездного неба, — ткнула я пальцем в стекло. Туда, где извечная питерская непогода дала сбой.

— Здорово, — улыбнулся Ванька и прижался губами к моему затылку.

Тем днем я много думала о его решении. Пришла к выводу, что если споры бесполезны, то выбора у меня нет: остается только ждать. В смысле, я понимала, что меня об этом не просили, но, казалось, конкурента Ваньке было попросту не отыскать. Я была настолько влюблена и ослеплена, что и мыслей ни о каком другом человеке не допускала. Сомнение было всего одно: нужна ли моя навязчивая верность самому Ваньке? Получить ответ на поставленный вопрос было страшно. Уверяла себя, что это неважно, что ожидание и вынужденное одиночество выглядят одинаково, что это мой и только мой выбор…

— То, что было в лифте, еще в силе? — сбил с мысли Ванька, теснее прижимаясь к моей спине. Я даже уперлась ладонью в стекло, чтобы удержать равновесие.

— Да, — выдохнула.

Он расстегнул мою куртку и стащил на пол, свою сбросил следом, а затем скользнул ладонью по спине, до пояса брюк… провел по голой коже под тканью, вдоль кромки. В окне, как в зеркале, я поймала свое отражение и поразилась отчетливо написанному на лице предвкушению. Стягивая одежду, он целовал мою шею, и я кусала губы от нетерпения Мне хотелось целовать его тоже. Хотелось вытащить из лифта пожар и перенести сюда, под самую крышу Не желая больше односторонних ласк, вывернулась в его руках и обняла за шею сама

Помню, как по одной пуговице расстегивала рубашку Ваньки и целовала кожу миллиметр за миллиметром, помню, как долго он ласкал языком мои ключицы, растягивая ворот блузки. Помню, как это оказалось слишком, и остатки одежды были сброшены в мгновение