Синие берега

- Подтя-ги-вайсь! - Андрей удивился собственному голосу: нетвердый какой-то, словно не командир он роты, а еще студент педагогического института, и не приказывает, а просит. "От усталости это, от напряжения, ничего, ничего, выровняется все".

Валерик, ни на шаг от него не отступавший, заметил состояние Андрея и, как бы помогая ему, выпалил:

- Подтягива-а-айсь!..

Андрей вдруг понял, что присутствие Валерика радовало его, словно не мыслил себя без него. С минуту неотрывно смотрел на Валерика. На поникшем плече неловко висела винтовка на брезентовом ремне, за спиной топорщился тугой вещевой мешок, на боку набитая чем-то противогазная сумка. Андрей вспомнил: в этот мешок упирался он на плоту, на этой сумке примостилась его голова. Ноги Валерика чуть не до колен покрыты травой, и потому выглядел он совсем маленьким. Лицо стянутое, зеленоватое, точно это отражение травы на нем. Лоб, щеки мокрые, в каплях, казалось, то еще не высохла речная вода.

Андрей поравнялся с понуро двигавшимся Петрусем Бульбой и представил себе его и Валерика снова на плоту: "Раз!.. Раз!.." И пулеметные очереди в них, и минометы в них, а они склоняли голову, только когда отталкивали шест: "Раз!.. Раз!.."

Потом увидел Марию с санитарной сумкой и вспомнил: плечо. "Ерунда". Он ощутил повязку, охватывавшую плечо. И странно, повязка, показалось, сделала неуклюжим все тело. А лишь несколько витков бинта, пропитавшегося кровью. Размотал, бросил. Мария шла рядом с Сашей, с прихрамывавшим Данилой. Измученные, тусклые у нее глаза, бледные щеки, посинелые губы. "А впереди сколько еще, - подумал. - Разве девчонке преодолеть беды войны?" Он снова подосадовал, что судьба подкинула лишнюю заботу, девчонку эту.

Из-за широкой ели возник Семен. Семен?.. Во рту - папироса, он пошарил в карманах, спичек не нашел, и папироса торчала в зубах незажженная. Андрей оторопело смотрел на него, он не мог освободиться от ощущения утраты, с которой было уже примирился, как примиряются со всем на войне. Он же ясно видел его с раздавленной головой у переправы. Он смотрел на Семена и хотел добраться до того мгновенья, когда увидел его мертвым, и сбивчиво соображал, как это было, и начал сомневаться, было ли то мгновенье. Действия, обстоятельства, бывшее и небышнее смешалось, переплелось, и не отделить правду от вымысла, слишком сильно напряжение, слишком обыденной стала смерть, и так быстро все происходит, и не успеть разобраться, что уже произошло и что еще не случилось. Семен жив... Андрей с минуту привыкал к этой мысли.

- Семен! Семен!..

На лице Семена выступала густая щетина, в нее набилась грязь, и оттого лицо казалось совсем исхудалым. Удивительно, как может так исхудать лицо и остаться живым!

- Я... - хрипло откликнулся Семен.

- А Володя? Володя?..

Семен опустил голову.

Оба молчали.

На войне убивают. Конечно. В лучшем случае, ранят. И все равно, быть не может, что Володя Яковлев убит. Часа два назад Андрей приказывал ему: "Володя, рви!" Показалось, что и сейчас еще оттуда, где был мост, доносился запах дыма и взрывчатки, напоминая, что дело сделано. Но Володи нет. И никогда не будет... Андрей понимает это, понимает и - не верит. В такое долго не верится. Каждый раз, когда погибал кто-нибудь, с кем еще утром, днем, вечером Андрей виделся, он не мог взять в толк, что это навсегда, насовсем. И ждал, что тот появится в ближайшем лесу или на поляне за лесом или пришлет треугольник из госпиталя.

Андрей продолжал стоять, как бы ожидая, что из-за той же ели, откуда вышел Семен, выйдет и Володя Яковлев.

То тут, то там из кустов выступали бойцы. Вон показался Шишарев, он вел под руку Рябова, приноравливая свои шаги к его неровному шагу.

Андрей подошел к ним. Семен тоже.

- Обойдется, думаю, - предупредил Рябов их вопрос. - В бедро дважды садануло. Никакого нерва, думаю, в ноге не перебило. Обойдется, думаю.

"Слава богу, хоть жив", - вздохнул Андрей.

Он услышал голоса.

От деревьев отделились Сянский с мешковатым Тишкой-мокрые-штаны. Спотыкаясь и там, где были песок и трава, несли они на плащ-палатке Антонова.

И Вано увидел Андрей. Ни каски, ни пилотки на голове, свалявшиеся в жгуты волосы какие-то пепельные, серые, возможно седые. Он поддерживал Полянцева. Вано замедлил шаг, Полянцев тоже замедлил шаг. Потом Вано пошел быстрее, и Полянцев пошел быстрее, осторожно шаркая ногами, должно быть, всюду казались ему препятствия.

Пустыми впадинами, вместо глаз, смотрел Полянцев в пространство. В полуулыбке чуть разомкнуты губы: наверное, со всей ясностью представлял он себе зеленую красоту леса, синий покой неба, золото утра, сыплющееся на землю: нельзя же все это забыть за одну ночь!..

"Ему уже никто не сможет помочь, - подумал Андрей о Полянцеве. Доберется до госпиталя и выкарабкается наружу, туда, в жизнь. В жизнь. Но что она ему теперь? Война все время будет с ним".

- Садись, Полянцев, передохнем, да? - попросил Вано и помог Полянцеву опуститься на траву, видел Андрей.

- Сядем, - откликнулся Полянцев. Он протянул руку, отыскивая руку Вано, нашел, сжал ее. - Ты же не бросишь меня, Вано?