Синие берега

Большак остался в стороне, по нему катили грузовики, такие же, как те, которые Мария впервые увидела, когда шла с Данилой, с Сашей, на вечеровом шоссе, - слишком длинные, слишком высокие кузова, но без брезентового верха гармошкой, и спины солдат видны были, и рыжие ранцы на спинах. Теперь это не удивило ее, она и не смотрела на дорогу с грузовиками.

Мария снова шла лугом. Потом выбрела на проселок. Проселок вел к лесу. Мария шла с тяжелым сердцем, опустошенная. Торопиться, казалось ей, уже было незачем: просто идти, идти и где-нибудь выйти к своим. А то, что идет к своим, не сомневалась, уверенность была какая-то тупая, возникшая, быть может, из сознания, что нельзя не выйти. И она шла, шла.

Она услышала, сзади тарахтела телега, оглянулась. Ее настигала лошадь, поравнялась с ней. Лошадь, худая, болтала головой вверх-вниз. Старый человек в треухе, сдвинутом набок, в запятнанном стеганом ватнике, сгорбленно сидевший в телеге, остановил лошадь.

- Садись, подвезу, - посмотрел старик на Марию. - Далеко надо?

Мария села, опустив ноги через грядку. Ей было уже безразлично, куда повезет ее этот человек в треухе и ватнике.

- Нн-о-о!.. - понукал он лошадь. У лошади короткий черный хвост, он ни разу не шелохнулся, как деревянный, словно и не хвост вовсе. - Откуда будешь? - не повернув головы, спросил старик.

- Из Полтавы... Гостила в Белых ключах...

- И куда?

- Да в Полтаву хоть... обратно...

- В Пол-таву?.. - Старик удивленно взглянул на Марию. - Ты, девча, чего-то не то... - покачал головой. - В Полтаве ж еще наши. Как же ты туда?

Мария уже не знала, что говорить и чего не говорить. Все так запутанно, неясно, рискованно.

- Через фронт не проберешься, - раздумчиво сказал старик. Он перебирал ременные вожжи.

- Проберусь!.. - с упорством отчаяния выкрикнула Мария.

Дальше ехали молча.

Дорога как бы нехотя вползала в лес. Дорога пробивалась сквозь чащу, извивалась между тесно прижавшимися деревьями, обогнула три молодые березы, вынырнувшие из еловой мглы и ставшие почти наперекор. Потом лес расходился в стороны, вправо и влево, потом снова сошелся, только неширокой просеки не тронув, и двигалась она дальше прямая, спокойная.

Солнце уже опускалось и вскоре будто сквозь землю провалилось, оставив на просеке красноватый след. А потом и след этот пропал. На повороте старик остановил лошадь. Спустился с телеги, бросил вожжи на передок.

- Мне поворачивать. Туда, за лес. Ну да то тебе ни к чему. Так в Полтаву, говоришь? - Помолчал. - Нехай в Полтаву. Слушай меня внимательно. Тебе - прямо, до самого краю. Верстов с шесть. За лесом - река. А по ту сторону реки - наши. Держат оборону. - Помолчал, подумал. - Вчера еще там были наши. - Опять помолчал. - Ночью, попозднее, проберись в кустарник у самого берега, выжди, оглядись. Увидишь камыши. Немцы - правее камышей. Точно знаю. Не спрашивай, откуда знаю. Не твое это дело. Упомни - правее камышей. Слушай дальше. Осторожно войдешь в камыши и тихо, тихо, тихо, как мертвая, двигайся к повороту реки - и к тому берегу. Удастся, считай повезло. Не удастся, смотри...

Старик тронул лошадь, повернул и покатил дальше, ни разу не обернувшись.

5

Телега уже скрылась из виду, а Мария, ошеломленная, стояла на просеке, не в силах двинуть ногой. Этой ночью решится ее судьба. Этой ночью... "Иди. - Голос Андрея в школе. - Как только открою огонь, подожди минуты три и - давай..." Это в ушах се, в памяти. Теперь никто не прикроет огнем. "И все равно, давай..."

Она оторвалась от просеки и пошла. Она шла и говорила, шла и говорила себе, пространству, наступавшему вечеру.

- Этой ночью... Этой ночью... - "Иди". - Ты мой компас, Андрей. О чем бы ни думала, что бы ни делала, куда бы ни шла, я все сверяю с тобой. "Иди". - Спасибо, ты оставил мне себя. Навсегда это. И ничто не в силах взять тебя у меня. Спасибо... Услышь хоть это. Услышь хоть, как благодарна я тебе. Ты и в эту минуту ведешь меня... - "Иди". - Я иду...

Везде, во всем видела она Андрея, голос его был всегда возле, они как бы и не разлучались. И разлучаться было нельзя. Когда ей было особенно страшно, она ставила Андрея чуть впереди себя, и страх уходил, и все получалось как надо.

- Андрей, не оставляй меня... - Она испугалась: почудилось, что он вдруг ушел из ее глаз. - Мне не выдержать одной, без тебя. Одной мне то, что делаю, не под силу... - Она протянула руки, и руки коснулись Андрея, он по-прежнему ступал впереди.

Она очнулась и не могла сообразить, давно ли молчит, и вспомнить не могла, когда замолчала.

Далеко, впереди, раздавались пулеметные очереди, и еще - автоматные. Она уже хорошо различала, какие пулеметные и какие автоматные. И шла туда, где стреляли, к линии фронта. Вспомнилось: "И ты смогла б..." - сказал Андрей. "Могу, оказывается, могу..." Она уловила запах ветра, сильный, возбуждающий запах. "Ветер с синего берега", - облегченно подумала она. Было темно. Низкие ветви царапали лицо, руки.