Читаем Синие берега полностью

- А рядовому Афанасьеву винтовку выдали, ту, что на мосту отобрали? В виде исключения?.. Так вот, есть оружие - возьму в роту. А кто оружие бросил, - налево, кру-гом! И к чертовой матери.

- А ты, лейтенант, не шуми. - Рывком скинул Данила с плеч вещевой мешок, одним движением развязал его, и Андрей увидел котелок, ложку, несколько пачек махорки, нательное белье, еще что-то и под всем этим гранаты. - Пять штук! По дороге с ним, - кивнул на Сашу, - вооружились. Большие спокойные крестьянские руки зажали гранаты. - Биноклю твои бдительщики отняли, а добром энтим не поинтересовались. Спешили дюже биноклю отымать. Похвалили ищо... Как это сказали?.. Во, - вспомнил, восьмисильный, цейсовский. Трофейный, выходит, так? Пусть восьмисильный, пусть там цейсовский или какой. Не жалко. Сам чужое отхватил. Не жалко, медленно уступал Данила. - Пусть. Раз пондравился. - Спохватился, что говорлив. От волнения, понял. - Так берешь, лейтенант? А не возьмешь, пойдем, отпустишь если. Где-нибудь да приплюсуемся.

Андрею начинал нравиться этот рыжеусый самоуверенный крепыш. Но все еще сохранял строгий, недоверчивый вид. Он опять посмотрел на Сашу. Вылинявшие, в болотных пятнах гимнастерка и штаны, мятая, кургузая пилотка, грязная повязка вокруг головы. "Как горестный нимб", - подумал Андрей, всматриваясь в Сашу, будто искал следы терний. Потом глянул на его босые ноги. Ноги были одного цвета с землей, на которой он стоял.

- Сапоги кинул, чтоб легче было драпать?

- Не бросил он сапоги, - почти закричала Мария. - Вот его сапоги! выставила вперед ногу. - Зачем говорите так? - настойчиво, чуть не плача, продолжала она. Сердце билось неровно, стукнет-стукнет, остановится, еще стукнет, остановится, даже дышать оттого было трудно.

Андрей увидел ее расширившиеся, полные правды глаза. Если б глаза ее с большими черными зрачками и золотистым отсветом были не продолговатыми, овальными, а круглыми, они походили бы на цветущие подсолнечники, почему-то подумалось ему. "Как у Танюши..."

- Не бросил он сапоги! - Слезы душили Марию. Сдержалась, не заплакала.

- Пять шагов в сторону, - приказал ей Андрей.

- Никуда от них не пойду. - Но под властным, непреклонным взглядом Андрея отошла немного вбок. Никогда с ней так не обращались. Если не считать того, что произошло там, на мосту. Это просто жестокий человек, решила она, камень!

Данила уже не сомневался: лейтенант прогонит. Ко всему придирается, все ему не так...

- Так берешь, нет?

- Как стоишь перед командиром, рядовой Никитин? - одернул Данилу Андрей. - Разговариваешь как?

- Виноват, товарищ лейтенант.

"Два штыка в моем положении тоже прибыль, - раздумывал Андрей. - Да девушка, перевязывать, наверно, сможет. Дело нехитрое".

- Ладно, - сказал.

- Чего ладно? - потерянно спросил Данила. Он снова сбился с тона и быстро поправился: - Не понял, товарищ лейтенант.

- С пулеметом управишься? Или только гранаты бросать обучен? - Это и был ответ, сообразил Данила.

- Так точно! - Он уже чувствовал себя под командой. - Ко всему приучен. Руки у меня русские, веселые...

- Хорошо. Возможно, придется пострелять из "максима". А потом к своим пробираться будем.

- А пробираться, разрешите доложить, товарищ лейтенант, - Данила запнулся, - пробираться - бо-ольшая сила нужна. Немец уже везде - и там и там дорогу нам перекрывал.

- Не паниковать. - Андрей повернулся к Марии: - Возврати сапоги.

Мария, притихшая, безропотно опустилась на траву и, слегка упираясь носком в задник, стянула с ног сапоги. Андрей увидел ее исцарапанные колени. Она заметила этот взгляд и прикрыла колени ладонями.

Она поднялась.

- Надевай, - кивнул Саше. - У меня рота, а не команда босяков. - И Валерику: - Где Тонины сапоги?

- А в блиндаже. Голенища сильно пробиты пулями.

- А все ж сапоги. Принеси. И санитарную сумку ее. - И - опять к Марии. - Перевязывать сумеешь в случае чего?

- Попробую.

Валерик принес небольшие сапоги со следами пуль, санитарную сумку и передал Марии.

- Вот еще бери, - небрежно бросил ей берет защитного цвета. - Вдруг налезет на твой кандибобер, - насмешливым жестом изобразил этакую прическу.

Мария на лету поймала берет. "Что начальник, что его подпевала оба..."

Валерик смотрел на Андрея.

- Вы б подзаправились, товарищ лейтенант, - наставительно произнес он. - Отощаете с голоду. И я из-за вас тоже. Как раз кухня приволоклась. Народ уже наворачивает.

- А знаешь, есть не хочется. - Ему не хотелось есть.

- Всегда вы так, - проворчал Валерик. - С утра ж не ели.

Андрей развел руками: что поделаешь?

- Котелки есть? - спросил Данилу.

- А как же солдатам без котелков?

- Подкрепитесь пойдите. Кто знает, когда еще придется поесть.

Данила, Саша и Мария, голодные, потянулись на дымок кухни.

Андрей двинулся вдоль траншеи. Валерик увязался за ним.

- Вернись! - заметил его Андрей.

- Почему это - вернись? Служба моя такая.

- Ты вот что, "служба такая", рубани каши как следует, ложись и поспи. И уже я буду тебя будить. Понял?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное