Читаем Синие берега полностью

"Я знаю, они меня одолеют, - грустно покачал головой, - их много, очень много, и пушки, и танки. Противник пустит танки. - Андрей уже не сомневался в этом. - Потом пойдет пехота, превосходящая мои силы. И все-таки я должен выстоять, пока не перейдут переправу последние наши подразделения". И с новой силой охватила Андрея уверенность, что удержит переправу, сколько надо, и взорвет ее. И взорвет ее, во что бы то ни стало. Об этом думал он все время. Только минута, та, что наступит после двух часов двадцати девяти минут, только эти тысяча пятьсот метров оставляемой земли, только мост, контуры которого и во тьме выдавали его тяжелую и неподвижную красоту и которому осталось недолго жить, только это было важно сейчас, все остальное уже не имело значения. Андрей с удивлением подумал вдруг, что граница земли, до которой он дойдет, - берег реки, отстоявший всего метрах в семистах отсюда, для него и граница войны и жизни тоже. И он это знает. Человек знает, что смертен. Но ему счастливо неведомо, когда именно наступит его конец. Теперь Андрей это знал. Смысл его жизни, оказывается, был в том, чтоб дойти до какого-то луга и белого песчаного берега, которых до этого и не видел никогда, и здесь ни с того ни с сего умереть...

Умереть всегда страшно, что бы там ни говорили, но он видел красноармейцев, бросавшихся вперед; вперед - это на пулеметы, бившие в упор, на строчившие автоматы; он видел перекошенные в ярости лица, и перекошенные лица эти были прекрасны. Вперед - это смерть, они знали, что смерть; они знали, и ничто не могло их остановить; и подумать нельзя было, что им страшно. Только попранная правда может вызвать такую силу, поднимающую человека над всем, над страхом тоже, даже над боязнью умереть.

Долгий шорох заставил Андрея прислушаться, показалось, что ветер трется о бруствер. Шорох приближался, потом донеслось срывающееся дыхание. "Ребята! Они... Наконец!" Андрей не выдержал, поспешил навстречу.

У поворота хода сообщения возникли три смутные фигуры.

- Черт бы вас побрал! - обрадованно выпалил Андрей. - Черт бы вас побрал! - Он похлопал по плечу одного, другого, третьего. - Спасибо, Капитонов, все целы.

- Целы, товарищ лейтенант, - утомленно, как бы безразлично, откликнулся Капитонов. - Долговато получилось.

- Ничего, главное - все вернулись. Пошли.

Уселись в блиндаже. На столе - лампа-гильза. Вьющийся вокруг желтого язычка пламени дымок казался тенью огня. Огонь отбрасывал неровный свет на стены, на потолок. Лица всех троих, увидел Андрей, как-то сразу исхудали, осунулись, словно только что вышли парни из боя. Круто опущенные плечи, бессильно повисшие руки, смыкающиеся глаза, которые трудно было держать открытыми, - всех троих одолевала усталость. Они протянули вперед онемевшие ноги, давая им отдых. С голенищ сапог еще не отвалилась не совсем засохшая грязь. На коленях, на локтях тоже чернели сгустки грязи.

- Воды бы, - просительно взглянул на Валерика Капитонов, низкорослый, щуплый, тоненький-тоненький. "Неужели ему под тридцать?" - удивленно подумал Андрей.

Валерик шустро подхватил с пола два котелка с водой, один подал Капитонову, все еще смотревшему на него, другой - тем, двоим. Капитонов, запрокинув голову, пил, пил долго, не отрываясь от котелка. С уголков губ стекали струйки, оставляя след на гимнастерке.

- Курите, - Андрей раскрыл пачку папирос.

Три руки потянулись к пачке. Прикурили от лампы-гильзы. И трое, как заводные, одновременно вобрали в себя как можно больше дыма и одновременно густо выдохнули его.

Для того, чтоб усесться, утолить жажду, закурить, понадобилось несколько минут. Но и эти минуты показались Андрею долгими.

- Давай, сержант, - нетерпеливо бросил он Капитонову. - Что?

- Ничего такого разведать не удалось, - сказал Капитонов. Он сипло вздохнул. - Танки нигде не обнаружили. Вон Абрамов Костя, он прополз в глубь опушки.

- Метров на триста в лес пробрался, - как бы пробудившись, вскинул голову и додал остроносый парень в осевшей на уши пилотке, - куда вы говорили. Ну, прополз, и чуток дале, верно, котлованы есть, по двум полазил, потому что пустые и - черт его знает - охраны никакой. Котлованы те, должно, были танковые укрытия. Шибко там бензином разило. Ну, взял правее, против нашего первого взвода, как вы приказали, и еще правее. Никаких моторов не слыхал. И голосов никаких.

- Мертво, - подтверждая, кивнул Капитонов.

- Возможно, противник увел оттуда танки, раз место нашей артиллерией пристреляно. - Слушая разведчиков, Андрей рассуждал сам с собой. - Куда вот увел?

- А мы - лугом и выбрались к большой дороге, думали - там в кустах сосредоточены танки, чтоб по ровному и на мост, - продолжал Капитонов. Он говорил, наклонив голову, чтоб глаза ни на что не отвлекались, а видели только луг, по которому то, неслышно ступая, шли они, то ползли, и большую дорогу. - Непонятно, - приподнял плечи в удивлении. - И сторожевого охранения вроде не выставили нигде.

- Дальше, дальше, - поторапливал Андрей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное