Синие берега

"Танк пройдет... точно... пройдет... - билось в мозгу. - Пройдет... Уже прошел!.." А в траншее пусто, в ней и укрываться больше некому, Антонов и тот, в каске, жавшийся к стенке траншеи и стоящий сейчас у телефона. Ничего, Антонов услышит танк, прямо же на блиндаж идет. Под рукой у Антонова гранаты и бутылки. "А растеряется вдруг?.." Вспомнился подавленный тон Антонова, хоть тот и произносил твердое: "Понял!" Тогда, второпях, Писарев не обратил внимания на это, а сейчас вспомнил, словно снова услышал Антонова, его подавленный тон. "Испугаешься, - Писарев усмехнулся. - Антонов остался один на один с враждебной неизвестностью. С глазу на глаз с противником обо всем забудешь!" И тут же - успокоенно: "На виду танка, жить если хочешь, и невозможное сделаешь". И Антонов сделает. А почему - Антонов? - спохватился. - Танк-то еще не ушел. Вот он, землю рвет.

Земля скрежетала, раскалываясь, под танком, и всем телом Писарев ощутил ее содрогание. Ослабевшие ноги едва держали его, и он свалился. Не успел подхватить слетевшее пенсне, заморгал глазами: что-то вокруг изменилось, стало еще черней. Колющая муть какая-то. Руками пошарил по песку, не нашел.

Никаких мыслей в голове, никаких чувств в сердце, только сознание, что надо в танк швырнуть гранату. Только это. И эта сосредоточенность удваивала силы. Рывком сбросил каску, показалось, что мешает, каска глухо стукнулась о песок. Писарев почувствовал, ветер тронул волосы, лоб. Стало легче, всему телу. Пальцы беспорядочно водили по поясу и никак не могли снять гранату. "Что же это такое! - злился Писарев. - Что же это такое!" Граната не поддавалась. "Что же это, в самом деле!"

Танк шел теперь быстро, словно торопился выбраться из разгоравшегося луга.

Впереди, правее и левее, горели танки. Огонь уходил высоко в небо, дым уходил в небо, но до звезд огонь и дым не достигали, звезды были все такие же - спокойные, белые и красные, и голубоватые.

В малую долю секунды танк продвинулся настолько, чтоб отойти от третьего из трех, мертво растянувшихся всего лишь в пяти-шести метрах позади, и оказаться возле Писарева. Выхлопной дым обдал его, горячий песок из-под траков посыпался в глаза, надсадно взвывал мотор, настигающе лязгали гусеницы. Писарев шевельнул рукой, убедился: жив. У него занялось дыхание, и длилось это две-три секунды, и в эти две-три секунды сознание привыкло и к реву мотора, и к лязгу гусениц, и к виду танка, и вернулись силы, вернулась решимость.

"Танк не пройдет... не пройдет... Нельзя, чтоб прошел..." - самого себя убеждал Писарев.

Неуклюже перебирая ногами, сбычив голову, словно разъяренно шел он на кого-то, сделал шаг, и другой, и третий, граната как бы потеряла вес. Он рванул пряжку. Еще шаг, последний, и, резко выпрямившись, с взведенной гранатой на снятом ремне, кинулся танку наперерез.

Он упал у самого танка, уже наступавшего на его распластавшееся тело. Он почувствовал жаркое прикосновение трака, и тяжелая, свирепо взгремевшая тьма мгновенно надвинулась на него.

10

Часы остановились? Восемь с половиной минуты прошло, как тронулись танки? Не может быть, - не верилось Андрею. Он приложил руку с часами к уху, подержал немного. Четкое, поспешное тиканье: идут... Неужели всего восемь с половиной минуты? Показалось, что время замедлилось, растянулось.

Андрей видел: на лугу горела трава. Должно быть, от разлитого и заполыхавшего бензина. Он понял, подбиты танки. Сколько? Не разобрать... Его беспокоили танки, вырвавшиеся на левый фланг обороны первого взвода. "Что ж Рябов, язви его душу? - раздражался Андрей. - И те, на лугу, не дают о себе знать. Долго как ползут... Танки раздавили их, что ли?" Он подождет немного, самую малость, и, ей-богу, сам кинется с гранатами. И Валерик с ним, и Тимофеев, и Кирюшкин. Все, кто есть на командном пункте.

"Стой! Стой!.." - екнуло в груди. Даже не поверил тому, что увидел. Там, где предполагал он, должны были находиться Рябов с бойцами, вздыбились бурные костры, полные огня и дыма. "Молодцы! Здорово! - зашлось от радости сердце. - Молодцы!" Он затопал на месте.

Ночь отступила перед взметнувшимся пламенем, и перед Андреем предстал весь луг, каким видел его днем, под солнцем, пламя держалось долго, и он успел рассмотреть рощу и холм, они были в движении, и он знал, это шли танки, бежала пехота на Рябова, на Вано; потом услышал взрыв, еще один, лопалась земля, и пламя вскинулось выше, выше, перебросилось левее холма, потом правее холма, и не уходило, и гремело - горели танки.

Андрей возбужденно всматривался в то, что происходило шагах в восьмистах от него, и все в нем билось, радостно и шумно. Будто то, что увидел, принесло самое большое утешение, какого никогда у него не было и после чего и умереть не жаль.

Фигурки, возникавшие в дыму, видел он в бинокль, неслись к лощине, на Вано. Немцы были храбрые, точно, иначе бы повернули назад, иначе бы залегли: такой огонь! Но и Вано, и ребята с ним - храбрые. Более чем храбрые - не сокрушить! Они не отступят, они продержатся. Андрей и не мог думать по-другому.