Синие берега

А потом подумалось о Писареве. Андрей приказал ему отдохнуть. Как бы обстановка ни сложилась в ближайшие час-два, все равно будет трудно, очень трудно, и надо набраться сил. А поспать солдату — дело большое. Писарев лежал в трех шагах от Андрея с подтянутыми к животу ногами, сначала громко дышал, потом утих, словно ушел далеко, и его стало не слышно. Лет на семь Писарев старше Андрея, но Андрей чувствовал себя более искушенным. Ничего не скажешь, исполнительный, точный. А военного — нисколько. Да и сам он, Андрей, никакой не военный, всего-навсего несостоявшийся учитель истории. Но эти месяцы сделали его фронтовиком, иногда казалось, что всю жизнь воюет, всю жизнь — атаки, контратаки, окопы, бомбежки, переходы… А Писарев, что ж Писарев… Так и не мог решить, какой он, Писарев. «Пусть спит, пусть спит…»

Потом на ум пришли Семен, и Володя Яковлев, которому взрывать мост, и Рябов, и Валерик, и комбат. И комбат. Андрей даже ощутил на плече добрую, успокаивающую тяжесть его руки. О Саше он забыл, забыл о Марии. Только Данилу помнил. Помнил, что тот с Ляховым у пулемета.

Андрей бросил взгляд в угол и только сейчас заметил Сашу и Марию. Ей показалось, что сердито, даже зло взглянул на них.

Мария сидела с Сашей в углу, подобрав под себя ноги, спиной опираясь на Сашин вещевой мешок. Саша, как обычно, молчал, и она не могла понять, доволен он или огорчен, что после опасных странствий попали под команду этого лейтенанта. В блиндаже тихо, свет от лампы — снарядной гильзы такой тусклый, он не в состоянии одолеть полумрак, и оттого клонило в дрему. Она видела, как доставал Андрей папиросу, слегка помял ее, потянулся к огню, прикурил. Пока прикуривал, разглядела его глаза: голубые они, серые или еще какие? «Утомленные, — решила она, — и жестокие».

— Спите, нет? — К ней и Саше обращался лейтенант. — Поспите, поспите… Пока еще можно спать. — Голос какой-то стертый, равнодушный, в нем даже малейшей заинтересованности не слышно. — Или уже выспались?.. Да?..

— Нет. Не выспались, — откликнулась Мария с некоторым вызовом. Горе этих дней, неопределенность положения, неприятное чувство, которое вызвал этот лейтенант с первой же минуты, как увидела его, все смешалось и вырвалось в озлоблении. — Нет. Не успели.

— А можете не успеть. — Все тот же бесстрастный тон.

— Послушайте, лейтенант. — Что-то дрогнуло в Марии. Ей вдруг припомнилось, как осаживала в школе ретивых, когда те проявляли мальчишечье высокомерие. Она всегда не терпела высокомерия по отношению к себе. — Послушайте, лейтенант…

— Слушаю.

Мария запнулась.

— Да? — настаивал Андрей. Он уловил ее колебание.

Она собралась с духом.

— Понимаете, вы такой… холодный такой человек, лейтенант. — Она распалялась. — Сухой…

Андрей закинул руки за спину, попыхивая папиросой, заходил по блиндажу, туда-сюда.

— Как ты сказала? Сухой?.. Холодный?.. — Он улыбнулся, в первый раз за этот день. Улыбка вышла беглая, короткая, Мария не увидела ее. Он уставился на девушку. Сашу взгляд его отделил от нее и отвел далеко отсюда. Он смотрел только на Марию. — Видишь ли… Работа у меня горячая. А при горячей работе самому надо быть холодным. Я хочу сказать, спокойным. И мне не до любезностей. Особенно сейчас.

— Куда уж любезности! — Мария уже не могла сдержаться. — Когда отступать надо… — В сердце ударили уходивший Киев, Полина Ильинична, дядя-Федя, Федор Иванович, Лена… — Сматываться надо…

— Что? — вскинул голову Андрей. — Что?.. Ты колотила немцев, а я тебя увел от этого дела? Так? Или помешал драпать?..

— Я не драпала, я ушла.

— А, вот как…

— Хотите сказать, нет разницы? Есть, есть, — подчеркнуто резко произнесла. — Есть! Я вынуждена была уйти, потому что вы… — Она не докончила. Андрей хорошо понял, что имела Мария в виду.

— Болтовня! — строго осадил ее. И зло отчеканил: — Болтаете. И прекратите.

— Не приказывайте. Я не ваша подчиненная, — негодовал неуступчивый ее характер.

— Вы в расположении моей роты, и мои приказания для вас обязательны. Поняли?

Мария сжалась: «С ума сошла! Прогонит! Прогонит! А Данилы нет. Пропала! И дернул кто за язык!.. Дура! Дура!.. И правду Лена говорила: еще соплюшка…» Она сразу почувствовала себя жалкой, беспомощной. Нет, никогда она не повзрослеет.

Андрей заметил: губы у нее задрожали. «Расхнычется еще…» Он смягчился.

— Все-таки, девушка, поспи. И ты тоже, — кивнул Саше.

Марии показалось, что то был голос другого человека, она даже поискала глазами этого другого человека. Но перед нею стоял ротный, потупленный и грустный, и в зубах погасшая папироса.

Андрей посмотрел на часы. «Ну, стоит время…» Он снова вышел из блиндажа.

Отвлечься от всего! О чем-нибудь хорошем думать. Это принесет успокоение. Ненадолго, а все же.

Но отстраниться от неизбежной атаки немцев, от моста, от переправы через реку и от всего другого так и не смог. Это неудержимо надвигалось на него, как вода, вышедшая из берегов, и ничего не поделать.