Синие берега

Недалеко, левее, должно быть у Вано, раздавался ожесточенный стук автоматов. «Немцы… — было ясно Пилипенко. — Вано, значит, еще отбивается…» Пилипенко понимал, пока Вано держится, надо успеть перемахнуть через траншею и спуститься к берегу. Как только сомнут Вано, дорога немцам открыта и плотом уже не воспользоваться.

— Ребятки, господом богом прошу, быстрее давайте, — приказывал он и умолял. — Иначе нету нам спасенства!..

Но где эта чертова траншея? Может, не туда двигались? Мысль эта ужаснула его. Сплошной мрак — не за что глазу уцепиться. Никакого ориентира!..

Он едва переступал, ноги расходились в стороны, одной рукой волочил за собой стонавшего Антонова, другой — тащил пулемет.

Он услышал шум впереди.

— Что там?

— В траншею угодил, — плаксиво откликнулся Сянский. — И сержант на мне… Плохо!..

— Амба! — как бы подтверждал Рябов, что плохо.

— Брось ты свое «амба»! — с досадой оборвал его Пилипенко. — Ничего не амба. Сейчас выберемся и — к воде!

Выкарабкались из траншеи.

Словно освещая им дорогу, вскинулась ракета, долгая и пугающая. Тающий свет ее растекался, растекался, охватывая все небо, до самого конца, всю землю, до самого конца. Пилипенко потерянно скрипнул зубами. «Сейчас стукнут в спину», — приготовился он к худшему. Он и Антонов кинулись на землю, Полянцев стоял, как бы озираясь. Слишком суетливо водил перед собой руками, и это было непохоже на уравновешенного Полянцева.

— Ложись, душа из тебя вон! — рявкнул Пилипенко. — Ракету не видишь?

И когда тот повернулся к нему лицом, в свете, уже начинавшем синеть, Пилипенко увидел: Полянцев слеп.

Неловко, будто хватаясь за воздух, Полянцев запоздало опустился на землю. Он, возможно, еще не понимал, что лишился света, что жить теперь будет в мире, в котором все только черное, и всю жизнь не уйдет из памяти белое, зеленое, синее, красное.

Выстрелов не было.

— Поднимайсь!

Шли, бежали дальше. Впереди Сянский с Рябовым, чуть позади Пилипенко с Антоновым, с Полянцевым. Сколько двигаются уже, а откос не приближался. Рябов, услышал Пилипенко его вскрикнувший голос, кажется, споткнулся обо что-то.

— Ну чего там еще?! — вскипел Пилипенко.

Рябов припал на колено, и рана в бедре зло напомнила о себе. Снова вспыхнула ракета, он увидел: перед ним, скорчившись, с неестественно согнутой ногой, с которой свисала размотавшаяся обмотка, лежал Петреев, связист Петреев, с худыми узкими плечами, с невозможно бледным под зеленоватым светом, искаженным лицом. Ему, видно, было очень больно, когда осколок впился в лоб, так больно, что боль не проходила и сейчас: брови перекошены, рот судорожно раскрыт, два передних зуба врезались в нижнюю искривившуюся губу. Смерть настигла его, наверное, когда он нашел перебитый снарядным осколком провод и соединял концы. Рябову вспомнилось: «Хрен его носит где, этого Петреева!..» А он, бедный Петреев, маленький связист Петреев, может быть, в ту минуту упал здесь.

Сянский подхватил Рябова, тот поднялся, сделал шага два, оглянулся, и пока окончательно не иссяк свет ракеты, глядел в открытые глаза Петреева, и казалось — тот смотрел вслед, удивленно и укоризненно, что его оставляют здесь одного…

Запахло водой. Вперед, до откоса — метров пять. И наверное, метров пятьдесят до немцев — назад. Считанные метры. Считанные секунды. «Ну, пан или пропал», — пробормотал про себя Пилипенко.

— Антонов! Цепче держись за меня… Полянцев, друг, не теряйся. На меня иди. Спину мою чувствуй. Сянский, ты?.. — волновался Пилипенко. Он стал командиром вот этих трех. Взводный, раненый, не в счет, он уже не мог давать команду. Пилипенко стал командиром этих трех, потому что они инстинктивно поверили в него, в его решения, в его приказания — в волю его: они хотели остаться солдатами, но живыми. И он понимал это.

Теперь у него хватало дыхания только для того, чтобы самому передвигаться. Но его подгоняла беда, и он знал, что у Антонова, у Полянцева дыхание еще слабее, и тащил за собой Антонова, Полянцева и пулемет.

Выстрелы настигали их. Немцы окружали их, чтоб отсечь от берега.

— Хлопцы… как можете… все… и Антонов, и Полянцев… и Рябов… мотайте… Огнем прикрою…

«На минуты две сдержать бы… Дать возможность хлопцам оторваться. Метров пять же… А там откос, и вода». Пилипенко приник к пулемету. Р-р-раз!.. Очередь. Р-р-раз!.. Очередь. Р-р-раз!.. Очередь. И — на ноги. Немецкие автоматы продолжали стучать. «Хлопцы уже у откоса?..» Быстрее! Быстрее!.. Он бросился их догонять. Антонов полз, загребая ладонями песок, одно колено не сгибалось, другое он с трудом подтягивал. Мелким, заплетающимся шагом, с напряженно протянутыми перед собой руками, ступал Полянцев. Рябов спотыкался и скользил вниз, увлекая за собой Сянского: Сянский не удержал его, и Рябов со стоном покатился. Пилипенко услышал, что Рябов застонал, и догадался, что произошло. Он подбежал к Рябову.

— Быстро, быстро… — выдохнул решительно. Он наклонился над Рябовым, и тот, приподняв голову, обхватил шею Пилипенко.