Синие глаза (рассказы)

Когда немцы перенесли огонь в глубь обороны, — Сергей не сразу пришел в себя, измученный непрерывным ожиданием прямого попадания снаряда в окоп. Трясущейся рукой отстегнул от пояса флягу и припал запекшимися губами к ее горлышку. И лишь тогда, среди свиста и бульканья летящих над головой снарядов, различил нарастающий гул моторов.

Он выглянул за бруствер и на мгновенье зажмурил глаза. Уж слишком много было немецких танков. А за ними, в колосящейся ржи, во весь рост, не пригинаясь, шли автоматчики.

Где-то слева тявкнула уцелевшая «сорокапятка». Сергей увидел, как вспыхнул огонек на серой броне. А когда танк развернулся и, стреляя на ходу, понесся на артиллеристов, он спокойно передернул затвор и, тщательно прицеливаясь, начал стрелять.

Конечно, можно было последний патрон в магазине винтовки оставить для себя. Или, сжав в бессильной ярости кулаки, — бутылок с горючей смесью у него не было, — броситься навстречу танку. Но кому и зачем нужна подобная смерть?

Сергей не знал изречения мудрого Сократа: «Сдаться, когда нет другого выхода, еще не значит признать себя побежденным». Но в ту минуту, когда, спустив курок, он не почувствовал в правом плече привычного толчка от отдачи, — своих выстрелов среди грохота танков, разрывов снарядов и мин, частой автоматной и винтовочной стрельбы он не слышал, — Сергей подумал: пока человек жив, он еще не побежден. Сейчас он тоже уверен: нет, еще не все кончено. Пусть проклинают судьбу те, кто смирился с поражением, уверовал в свое бессилие. И пусть те, кто действительно струсил, стыдливо опускают глаза и дрожат за свою недорогую жизнь. Для него борьба продолжается. Он пройдет через все испытания, свято храня верность своему долгу. И если ему будет суждено уцелеть и, рано ли, поздно ли, вернуться к Родине — он возвратится к ней таким же преданным и любящим сыном, каким был всегда и каким остается сейчас.

А для него надо жить!.. Жить, чтобы бороться! Пока же — ниже голову. Иди молча, стиснув зубы.

Стиснув зубы!..

Ему идет двадцать первый год. Ему бы еще жить, легко дышать, радоваться весенней кипени, женской ласке. А что отныне у него впереди? Смерть? Презрение?

Сергей присел на край кровати, и отец открыл глаза. Какой у него измученный вид, как ввалились глаза, запали щеки, выдались скулы. Кто мог подумать, что проклятая болезнь сумеет так скоро и неожиданно свалить этого сильного, жизнерадостного человека.

— Ну, что нового, Листер? — отец пытается улыбнуться, и Сергею становится не по себе от этой вымученной улыбки. Он понимает, каких усилий стоит изнуренному мучительной болью человеку эта улыбка, знает, как мужественно встречает смерть отец — самый дорогой и близкий человек.

Вот уже почти два месяца прошло с тех пор, как профессор сказал Сергею: «Медицина здесь бессильна» — и беспомощно развел руками. И все эти дни ноет и томительно сжимается сердце, по ночам душат слезы — от жалости, от сознания своего бессилия помочь, от страшного ожидания неотвратимой потери.