Синие горы

— Нормально. Жить буду, — улыбнулась она и неожиданно погладила отцовскую руку. Даже руки у него похудели, и отчётливо проступили на них серо-синие вены.

— Вот, тут яблоки и виноград, мытые. А я пойду найду нож, дыню порежу. — Он тихонько подался к выходу из палаты, несколько раз оглянулся на дочку.

А Варюха, забыв от радости, что нельзя прилюдно вставать, поднялась и на цыпочках стала обходить кровати, раскладывая в ладони и на тумбочки виноград.

— Ты чего это ходишь-то? — изумилась баба Надя.

Нэлля только хмыкнула. Она видела, что уже второй раз по ночам Варюха потихоньку уходила в туалет. В этот момент с порезанной дыней возвратился в палату отец.

— Так ты ходишь? Сама? — спросил он и, усевшись на дочкину кровать, протёр кулаком глаза. — Мне ж сказали, что сломанный позвоночник, я весь исказнил себя.

— Да он по-хорошему сломан. Компрессионный называется. Нерв не задет. Хожу тайком, а садиться вот точно нельзя.

— Но я тогда обрадую своих-то, — радостно выдохнул отец. — Мы ж там все зачуманели, как жизнь будто кончилась. А куда позвонить, с кем поговорить — и не сообразим, чурки деревенские. — И слезинку незаметно кулаком стёр со щеки, но всё равно Варя заметила. От греха подальше тихонько занырнула в постель, пока не попалась врачам. А отец, обрадованный увиденным, посидел ещё немного и заспешил на вокзал, домой, с добрыми вестями.

В рейсовом автобусе он сидел на самом первом сиденье, нетерпеливо заглядывал вперёд. Проезжая злополучное кладбище, напротив которого перевернулась машина, вгляделся в дорогу. Обочина как обочина, некрутая. На мотоцикле бы просто съехал, и всё. А тут без сноровки перевернул свою коробочку. О том, что машина, ещё неделю назад сверкавшая новеньким лаком, превратилась в помятую жабу, не думалось. Сегодняшний день подарил самое главное — он увидел, что Варя ходит. Ночные кошмары с обездвиженной дочкой ушли из головы!

Он вспомнил, как вернулся тогда домой поздним вечером, в день аварии. Сел на крылечко и окаменел, обхватив голову. Ничего не шло на ум. В глазах была дочка, лежащая на больничной кушетке. И в это время с полей приехала жена. Хлопнула дверца газика, послышались её шаги.

— Но, всё ладно? Успели на самолёт? — спросила она сразу. И он не нашёл ничего лучшего, как сказать: «Я ведь её сегодня убил». Жена как стояла, так и упала наземь. Подбежав к ней, поднимал её с земли, а у самого куда-то враз пропали силы. Упав рядом на коленки, трепал по щекам и бормотал:

— Авария у нас случилась. В больнице она. Слышь, Люд? В больнице, говорю.

Ох, и получил он тогда от своей Людмилы за это «убил». Про аварию уж молчала — сама же настояла на том, чтобы именно он отвёз дочку. Страшные же слова доктора «позвоночник сломан» сказал уж утром следующего дня.

Не хотел потом в дом заходить: всюду видел заплаканные глаза жены. Почернела вся, будто состарилась за час. И всё чаще останавливалась у бабушкиной иконы. Сроду, бывало, лоб не перекрестит. И икона стояла на божнице, как память о бабушке. А больше по стародавней деревенской традиции, как у всех, чтобы было куда на Пасху яичко положить. А тут всё стоит да стоит напротив неё, шепчет. Сама себе тоже простить не может, что прогнала в тот день Тольку-дурачка с его «церквой» от ворот. Рассказала потом мужу, да и разревелась. Мол, строил бы церкву да крест и молился под её воротами, блаженный, может, беда бы и обошла дом.

Бабе Ане про аварию рассказывать пока не стали. «Выпишется девчонка, потом уж расскажем», — решили на семейном совете. Улетела, сдаёт экзамены, вот и весь сказ. А про то, что сам худеть на глазах начал — понятно. Сенокос в разгаре, не до жиру.

В общем, грустно жилось в деревне без Варюхи. И добрые вести, что вёз Алексей домой, были как раз вовремя.

А в больнице в этот день Варю было не узнать. Как будто засохший цветочек на окошке водой полили. Ожила. И будущее уже не так страшило.

А тут ещё «лихач» Вовка привёз газету, свёрнутую трубкой. Улыбаясь, развернул свёрток: внутри лежал букетик лесных ромашек. Варя обомлела. В серых стенах больницы эти ромашки казались нереальными. Она молча смотрела на них и даже забыла, что следует говорить в таких случаях. А Вовка любовался реакцией и улыбался во весь рот.

— Как ты догадался, что я их люблю?

— Не знаю. Как-то само собой получилось.

— А как ты их нашёл в городе? Это… мне?

— Смешная ты! Конечно! Как, как… Наколдовал.

— Ой, колдун нашёлся. Фёдора на рынок сгонял два раза, — без особых церемоний «сдала» лихача тётя Нэлля.

— Тёть Нэлль! Полчаса без нашего Фёдора невмоготу? — в отместку кольнул Нэллю шустрый водитель.

Тётя Нэлля раскраснелась до яблочного оттенка, замахала здоровой рукой и быстренько вышла в коридор:

— Жарко тут. Охолонусь маленя, — бросила напоследок.

Довольный Вовка расхохотался.

— Дядя Федя лежит со мной в палате. Рука сломана, на мотоцикле улетел. У вашей правая рука в гипсе, у нашего — левая так же загипсована. Соберутся да смеются друг над дружкой. А он ещё и поёт. Выйдет покурить, а там скамейки под соснами. Вот и распевает. Ваша Нэлля и присоседилась петь. Подруживают, в общем.