Синие горы

В полной темноте, царившей в лесу, изредка спотыкаясь о корни, он прошел половину пути и вышел к реке, к броду, который вел на покосы. Начинало светать.

В эти предрассветные минуты мягче и глуше ворчала река, недвижно стояли выступающие из темноты серыми стволами огромные пихты, покорно склонялась тяжелая от обильной росы, высокая на открытом месте трава. Еще молчали птицы. На противоположном берегу, на галечной отмели, покрытой высоким кустарником, смутно белели сквозь серый туман палатки геологов.

«Ишь где устроились, — подумал Мохов. — Красивое место. Только как бы не подмыло их, если дожди пойдут». Он собрался было перейти на другой берег, предупредить, но решил: «Пусть спят, днем скажем».

На снежные вершины, замыкающие ущелье, упали первые лучи солнца. Полоса света протянулась по ущелью, над рекой.

На делянке ничего не изменилось. Так же, как в субботу, высятся на берегу штабели бревен, принятых к сплаву. Безмолвный трактор возвышается над временными, сбитыми из дранок, вроде игрушечными, домиками, где живут лесорубы. Под навесом котел над очагом из камней. Дед Шатун варит в нем артельный обед. В сторонке — движок на деревянных салазках, соединенный с генератором. К нему подключают кабель электропил.

Сейчас, пока еще никого нет, все это выглядит каким-то притихшим, покинутым.

Мохов медленно поднялся на делянку, присел на бревно и взглянул на лесосеку. Среди пней и хлыстов, так называют лесорубы поваленные деревья, группами и в одиночку стоят могучие красавицы пихты. Высотой они метров тридцать — сорок, в обхвате — вдвоем не обнять. В этом-то и дело. Лесорубы их обходят. Сплаву запрещено принимать бревна больше сорока сантиметров в поперечнике — мол, река не поднимет. И простоят эти пихты, пока не омертвеют на корню, а потом свалятся и догниют без пользы. Мохов вздохнул. Он на прошлой неделе сказал лесорубам: «Валите, приму. Под мою ответственность».

Теперь стоят на сплавной площадке штабели толстенных бревен, а бригадирство — ау! Вот как, Степан Ларионович! Фомичев кричал на него при всех: «Золотые твои бревна будут, Мохов! По одному возить станем на конях. Так, что ли? Да еще провезем ли, вот в чем вопрос!» — «Дожди пойдут — и не надо возить, водой уйдут», — отвечал Мохов. «Ну и дожидайся своих дождей». — «И дождусь». — «Дожидайся! А пока сдавай бригадирство…» Вот как было дело.

Нашла, как говорится, коса на камень.

Кто же прав? Фомичев или он, Мохов? Конечно, ему надо было сперва попробовать спустить одно-два бревна, проверить, где их заклинит. Может быть, какой камень взорвать, а потом принимать валом. Теперь эти бревна будут числиться за сплавом. Назовут их моховскими. Это точно. А сплавить не позволят. Фомичев скажет: «Мне выговоры получать неохота», — «А мне, стало быть, охота?» — криво усмехнулся Мохов.

Он встал, подошел к штабелю принятых им бревен и на обоих концах одного из них сделал топором зарубки-отметины. Потом взял рочаг, прикинул его на руке и отбросил в сторону. Легок. Нашел другой, потяжелее, влез на штабель.

Утром воды в реке меньше. Таяние снегов, скованных ночью морозом, только началось.

«Спущу, — упрямо подумал Мохов, поддевая рочагом отмеченное бревно. — Пойду на пикеты. Если застрянет, волоком протащу…»

Он налег на рочаг. Бревно подалось не сразу. Обычно их сваливают вдвоем. Наконец оно повернулось, покатилось по скатам к реке и со звоном шлепнулось в воду. Покачавшись у берега, оно медленно развернулось, конец попал в стрежень. Степан напряженно следил. Если бревно выбросит на отмель или прибьет к берегу, — полбеды. Но если его развернет поперек стрежня и заклинит между камнями, где-то внизу, когда начнут сплав, — будет затор. Тогда — стой, сплав! Тогда — отвечай, Степан Мохов. Покачиваясь и вздрагивая на пенистых бурунах, бревно скрылось за поворотом. «Должно пройти», — проводил его взглядом Степан.

К делянке подкатили брички с лесорубами. Мохов пошел навстречу Коркину.

— Слышь, бригадир? Наряди меня на пикеты.

— Не могу, Степан. На пикеты я по дороге назначил.

— Значит, не можешь?! — зло спросил Мохов.

— Не могу. Здесь сваливать некому будет.

— А если я сам пойду? Без назначения?

— Иди, — спокойно ответил Коркин. — Ты и так все сам делаешь. Смотри, один останешься.

Мохов оглянулся. Лесорубы стояли молча. Никто не одобрял его. Он скрипнул зубами и пошел обратно к штабелям.

Лесорубы привезли новость: дед Шатун подался к геологам.

— Ты его разобидел в субботу, Степан Ларионович, вот он и убег.

— За деньгами побег, а не от обиды. Нажиться хочет.

— Ну, это ты не скажи. Он здесь все горы облазал. Кто ему платил? Зуд у него в ногах, вот что.

— А я говорю, за деньгами, — упрямо сказал Мохов.

Делянка оживилась. Почихав, заработал движок, зарокотал трактор. Электропильщики, разматывая кабель, двинулись вверх по склону.