Синие тучки

И все это бережно, как драгоценность, неслось в 3-й этаж, откуда так чудесно было видно голубое небо и деревья соседнего сада, покрытые первою весеннею зеленью.

И вот бледный, высокий, красивый человек с добрыми серыми глазами, в бархатной куртке выглянул из окна 3-го этажа и заторопил извозчиков с разборкою фургонов.

А внизу пела и заливалась «Синичка», потому что она всегда пела, когда бегали и суетились люди вокруг нее. Песня ее не оборвалась и тогда даже, когда бледный человек в бархатной куртке неожиданно появился перед нею в ее углу.

— Кто ты, девочка? — спросил он, удивленно всматриваясь в крошечную фигурку, полуприкрытую разросшимися вдоль забора лопухами.

Она не удивилась, не оборвала песни, только взглянула на него своими странными глазами, в которых не было ни ума, ни мысли. Художник — так как бледный человек в бархатной куртке был художник — вздрогнул и отступил от «Синички».

Какая-то внезапная мысль промелькнула в его голове.

Он не отрывал уже взора от глаз «Синички» и сказал ей, насколько умел, ласково и кротко:

— Пойдем со мною в мою мастерскую!

Но она не поняла его и только все пела и пела, протяжно и печально, свою однообразную песенку, под звуки которой невольно хотелось плакать.

Он порылся немного в кармане своей бархатной куртки и, вынув оттуда конфетку, протянул ей со словами:

— Я тебе дам еще много конфект, если ты пойдешь за мною в мою мастерскую…

Тут она улыбнулась ему, потому что любила конфекты и сласти, и оборвав свою песню, пошла в дом вместе с художником.

Он привел ее в мастерскую, из окна которой виднелись голубое небо и зеленые деревья, где было много прекрасных картин, и, усадив Синичку в кресло, стал рисовать ее…

III.

Сначала дело не клеилось…

Он никак не мог растолковать, чтобы она не двигалась и сидела смирно…

Она грызла конфекты и смотрела на него своими странными глазами, поразившими его с первого взгляда.

А художник работал быстро, не отрываясь.

Это была большая картина, которую он задумал, а задумал он нарисовать смуглое лицо… спутанные кудри, поющие губы и пустые ясные спокойные глаза.

И все…

«И эта картина назовется: Счастье». Маленькая идиотка всем своим видом подходит к такой картине.

Глядя в пустые странные глаза «Синички», в ее невинное, счастливое лицо без единой мысли и выражения, художник был уверен, что она очень счастлива, потому что не видит горя в жизни.

Каждое утро теперь он приходил за «Синичкой» в ее уголок и уводил ее к себе в мастерскую.

Он давал ей сласти и показывал, как надо сидеть, чтобы ее было удобно рисовать.

Теперь заинтересованная «Синичка» притихла и сидела смирно, как мышка, внимательно всматриваясь в быстро подвигавшуюся работу художника.

IV.

Так шли дни… недели…

«Синичку» со двора серого дома точно перенесли на полотно картины, и живая «Синичка», смеясь, указывала пальцем на синичку, нарисованную на картине, и твердила, радостно хлопая в ладоши:

— Это я… «Синичка!»

Это вышла великолепная картина.

Бледный художник с добрыми глазами испытывал теперь большую радость.

Картина была кончена. Он дал денег «Синичке» и отпустил ее в ее уголок между лопухами и крапивой.

Большая мастерская, в которой так чудесно улыбалось голубое небо, опустела. Бледный художник в бархатной куртке, выехал оттуда и увез с собой картину.

Он стал очень богат, — за картину ему заплатили громадные деньги… Ее выставили на показ в большом городе…

Люди останавливались подолгу перед картиной и любовались красавицей-девочкой со странными глазами и интересовались ее судьбой.

И вот однажды во двор старого дома въехала карета. Нарядная дама вышла из нее и направилась прямо в тот угол, где сидела и пела «Синичка»… Дама прислушалась… На лице ее выразилось удивление. Потом она подошла к «Синичке», приласкала ее, дала ей конфект… А через пол часа, переговорив с дворничихой, увезла «Синичку» в своей нарядной карете.

«Синичку» привезли в дом богатой барыни, одели как барышню, стали учить пению… «Синичка» подросла, но с годами не поумнела. Она оставалась по-прежнему идиоткой… Только песни ее слушали теперь не одни жильцы серого дома, а знатные и важные господа…

«Синичка» выросла и стала певицей… Но поет она хуже, чем прежде… В уголку, на заднем дворе, между лопухами и крапивой, «Синичка» пела лучше и задушевнее…

И печальнее стала она… Ей недостает свободы… По дикому уголку соскучилась «Синичка»…

Гиме — живая игрушка

I.

Гиме ее звали…

Она была черненькая, как мушка, с черными приподнятыми и опущенными книзу по обе стороны носа глазами, с высокой прической, с массою черепаховых и золотых гребней в голове.

Она ходила в шелковом вышитом халатике, который назывался киримоно, опоясанном атласным поясом, или оби…

Киримоно было светло-голубое с желтыми цветами, а оби — черного цвета с золотыми кистями.