Он вошел во двор, вымощенный булыжником, и поднялся на второй этаж. Согласно уговору, нужный человек должен был ждать его в коридоре и подойти к двери его канцелярии как раз в тот момент, когда Грозев повернет ключ. Опытный глаз Бориса различил в полумраке коридора неподвижную фигуру, притаившуюся у последней колонны, там, где коридор делал поворот.
Грозев сунул ключ в дверь, но не торопился поворачивать его. Незнакомец осторожно приблизился.
— Вы ко мне? — искоса взглянул на него Грозев.
— Да, господин… Я принес вам письмо…
— Заходите. — Борис открыл дверь и пропустил незнакомца вперед. Поздоровавшись с ним за руку, указал ему на стул.
— Присаживайтесь.
Потом внимательно оглядел незнакомца, чтобы убедиться в том. что описание курьера, данное ему Михо Стефановым, совпадает.
Незнакомец, высокий человек с русыми волосами, сдержанно усмехнулся и достал письмо.
— Это вам от Михо Стефанова.
Борис узнал неровный угловатый почерк и сунул конверт в карман.
— Значит, вы Николай Добрев, — сел он напротив гостя. — Я знаком с вашим братом, еще по комитету в Бухаресте, но, если мне не изменяет память, вы родом из Пловдива?
— Верно, — согласился Добрев, — мы жили неподалеку, в павликянском квартале… В разговоре с бай Михо вы интересовались, откуда я знаю итальянский.
Грозев молча кивнул.
— Два года я провел в Пизе, в училище ордена бенедиктинов. Готовился принять духовный сан. Но за год до этого вспыхнуло восстание в Боснии. Тогда я увидел, что люди, ничего общего не имеющие с босняками и словенцами, записываются добровольцами, чтобы бороться плечом к плечу с повстанцами. Вскоре пришло известие, что и мой брат перебрался за Дунай. И мне стало стыдно, господин Грозев. Стыдно за самого себя. Я почувствовал себя виноватым перед самим господом богом. Я сбросил рясу и. перебравшись через горы Боснии, очутился в Болгарии.
Грозев молча слушал. Потом спросил:
— Вы знаете французский?
— Нет, только итальянский.
— Хотя бы немного?
— Нет, вообще не знаю ни слова.
Грозев вновь задумался. Потом поднялся:
— Буду с вами откровенен. Уповаю на надежность пазарджикского комитета и на тот факт, что Димо Добрев ваш брат. Вам, наверное, известно, что в силу военного положения, объявленного во всей Румелии. болгары не имеют права ездить по железной дороге. Это мешает нам поддерживать связь с нашим человеком в Константинополе. Обратиться к вам нас вынуждает то обстоятельство, что вы знаете итальянский язык. Завтра вы получите итальянский паспорт, с вами будут поддерживать связь двое — в Константинополе человек, имя и адрес которою я вам сейчас сообщу, а здесь — я. Задание очень ответственно и, должен вас предупредить, отнюдь не безопасно. В некоторых случаях вам придется рассчитывать лишь на смелость и сообразительность. Завтра я вам сообщу и дополнительные данные.
Добрев тоже встал и протянул руку. Борис крепко пожал ее и добавил:
— Завтра в пять часов вечера встретимся у выхода из Безистена в Тахтакале… О своем отъезде никому ни слова…
10
В тот вечер София долго и безутешно плакала. Гости давно разошлись, дом постепенно погружался в тишину. На улице от фонарей легли длинные тени, воздух посвежел.
София разделась и легла. В гостиной часы пробили два раза. Сон не шел. До рассвета она так и не сомкнула глаз, перебирая в уме случившееся вечером.
На следующий день девушка продолжала терзаться, правильно ли она себя вела, спрашивала, как отнесся к этому Грозев, то вдруг решала, что после всего, что произошло, он никогда больше даже не взглянет на нее. И эта мысль казалась ей невыносимо тяжелой и, вместе с тем, приносила облегчение…
Дни тянулись мучительно медленно. Грозев не появлялся. Несколько раз София ходила в контору отца в надежде увидеть его там, но у Аргиряди всегда толпился народ, и она возвращалась домой мрачная и унылая.
Сегодня после обеда, взяв томик стихов Ламартина, она пошла в отцовский кабинет. София твердо решила ни о чем не думать. Равнодушие — вот единственное исцеление для нее. Но когда она, усевшись за письменный стол, раскрыла книгу, вошел Никита и протянул ей конверт. В конверте была записка, под которой стояло его имя…
София распахнула в гостиной окно. После дождя сильно пахли липы. Их запах кружил голову. Девушка взглянула на часы — подходило к семи, и Грозев должен уже появиться. «Если вы не возражаете, я приду к Вам около семи вечера», — писал он в записке, которую София вновь перечитала. Она пыталась отгадать причину неожиданного прихода Грозева. Если бы он хотел встретиться с отцом, то выбрал бы другое время, когда тот возвращается домой, или же встретился бы с ним в конторе.
Тревожное чувство охватило ее еще сильнее, когда она услышала внизу знакомые шаги и хриплый голос Никиты, сообщавший, что барышня у себя наверху. София нарочно выбрала свою комнату — она выходила окнами на восток, и в часы зноя там всегда было прохладно.